Чем дальше уходит от нас военное лихолетье, тем дороже становятся документальные свидетельства того времени, в том числе и газетные репортажи, статьи, письма, написанные по следам трагических событий, которыми был переполнен каждый день и каждый час. Тысячи бойцов на фронте получили ранения и были отправлены в госпитали для лечения. Тыловой город Томск с его сильнейшей медицинской школой стал одним из главных опорных пунктов такой специализированной помощи, о чем сразу стала писать газета «Красное знамя».
«Уже в июле 1941 года, - сообщал корреспондент, - в наш город стали приходить военно-санитарные поезда. А вскоре эвакуационные и сортировочные санитарные составы пошли из Киева, Харькова, Проскурова (нынешний Хмельницкий). Томские госпитали специализировались на лечении челюстно-лицевых ранений, осложнений при сложных полостных повреждениях. Сюда же направлялись раненые для оказания протезной, психиатрической и многопрофильной помощи…».
За время войны в городе находилось от 18 до 25 госпиталей. Для исцеления раненых были отданы лучшие здания Томска: Научная библиотека и общежитие студентов ТГУ на ул. Никитина, 4, школы, включая № 8 и 12, гостиница «Северная», педучилище на ул. Крылова, помещения областного суда на пл. Соляной и Дом науки Макушина, клиники мединститута на Московском тракте, просторнейший корпус на пр. Кирова , 49, где позднее разместился военно-медицинский факультет, и другие дома, ставшие по воле властей и обстоятельств центрами выздоровления тысяч раненых.
Вот как компетентно сообщала об этом газета своим читателям в репортаже В. Томилова «В одном из томских госпиталей»: «При взгляде на этот большой и тяжелый кусок металла не верится, что он прошел в такое узкое отверстие в щеке. Тем не менее это так. Поступив в госпиталь, Александр Жуков не мог ни есть, ни говорить, ни дышать. Осколок мины, попав в левую щеку, разбил верхнюю челюсть и застрял в мягких тканях левой боковой стенки глотки. Раненому угрожала двойная опасность: осколок лежал в непосредственной близости от дыхательных путей, что грозило удушением, либо в любой момент могло начаться смертельное кровотечение из-за нарушения целостности крупных сосудов – сонной артерии и яремной вены…».
Приступить к операции было очень сложно, так как раненый не открывал рта. И тогда, сообщает корреспондент, профессор Яков Александрович Шварцберг, отогнув верхнюю губу, проник в носоглотку через гайморову полость и благополучно извлек осколок. Два бесконечно долгих месяца провел боец в мучениях, ожидая квалифицированную помощь, и только в Томске получил ее. Своей жизнью и выздоровлением он обязан профессору Шварцбергу и его медицинскому персоналу.
Узкая специальность ЛОР-хирургии стала в условиях военного времени чрезвычайно широкой. Помимо усложненных операций приходилось заниматься и восстановительной пластикой при обезображивании лица. «При взгляде на бойца Колегаева, быстро идущего на поправку, - пишет автор, - никак не скажешь, что у него был изуродован нос. Взяв кость от ноги больного, Яков Александрович подставил ее в качестве подпорки для носа, а умело сделанные швы совершенно сжились с кожей лица. Никаких следов обезображенности на лице нет.
Красноармеец Рыбаков, которого все ласково зовут Ваня, еще очень слаб. И врачи, и сестры, и обслуживающий персонал, помня, что его привезли полутрупом, радуются каждому его слову, движению, и особенно улыбке. Это нужно видеть, как ласковы глаза и мягки движения этих людей в белых халатах, когда они обращаются к Ване. Он был доставлен в госпиталь в бессознательном состоянии с абсцессом правой височной доли мозга. Сделав широкую трепанацию черепа, врачи разожгли угасавшую искру жизни…».
Работа ЛОР-хирурга требует обязательного контакта с нейрохирургом, невропатологом, глазником, стоматологом. И советская военная хирургия выдержала в годы войны не один самый серьезный экзамен, решая задачи неимоверной сложности. Красноармейцу Ивану Кодаку минный осколок выбил правый глаз, пробил лобные пазухи черепа и застрял в мягких тканях левого глазного яблока. Развился процесс, угрожавший уцелевшему глазу и мозгу. Глазные врачи оказались бессильны помочь и передали больного в этот госпиталь.
- Мы все волновались, - вспоминал профессор Шварцберг, - не знали, можно ли «лезть» за осколком. И все-таки «полезли». Осколок с задней поверхности глазного яблока удалили, лобные пазухи вычистили, процесс, угрожавший мозгу, ликвидировали…
Профессор и его помощники Борис Наумович Шланн и Сусанна Иосифовна Козлова держат связь с другими тыловыми госпиталями, изыскивают и пропагандируют новые методы лечения, организуют конференции по ЛОР-травмам.
«Как бойцы на фронте вырабатывают в ходе военных действий новую тактику, - считает профессор, - так и мы применяем новую тактику лечения. Наша первейшая задача – в условиях военного времени быстрее и радикальнее излечивать больных, возвращая их фронту».
С началом войны томская медицина была переориентирована на нужды фронта, и в теории, и на практике. Под руководством блестящего хирурга Андрея Григорьевича Савиных в госпиталях делались сложнейшие операции на грудной клетке, пищеводе, желудке. По его инициативе сотрудники ТПИ Кашкин и Одинцов создали электромагнитный прибор для обнаружения металлических предметов в ране. Профессор С.П. Ходкевич разработал методику протезирования раненых с ампутированными конечностями, под его руководством готовили витаминные препараты из дикорастущих растений. Хирург доцент Б.А. Альбицкий успешно применил разработанный им метод лечения огнестрельных ран, осложненных остеомиелитом. Профессор К.Н. Черепнин, работая ведущим хирургом протезного госпиталя и консультантом Томского протезного завода, разработал модификации конструкций протезов для инвалидов и шин для лечения переломов, а также лично провел множество операций в госпиталях. Газета отмечает и выдающуюся роль врача профессора Д.Д. Яблокова, главного терапевта эвакогоспиталей Томска, для которого не было мелочей в деле лечения тысяч раненых воинов.
Насколько высок был авторитет томской медицины, можно судить по корреспонденции Г. Метельского «Возвращенные жизни», опубликованной в «Красном знамени» 1 января 1942 года. В госпитальную клинику из Московского института имени Склифосовского пришла телеграмма от профессора Юдина, который просил срочно выехать в столицу профессора А.Г. Савиных. Только один хирург во всем мире мог сделать операцию безнадежно больному, и профессор Савиных выехал в Москву со своим штатом ассистентов и медсестер. Взял с собой инструменты, сделанные по особому заказу.
- В операционной тишина. Лучшие хирурги Москвы собрались, чтобы впервые видеть эту операцию, похожую на чудо. И вот она закончена. Профессор вытирает со лба крупные капли пота. Благодарит ассистентов, принимает поздравления профессоров. Спасен больной, которого называли смертником.
Казалось бы, нет уже ни одного уголка человеческого тела, куда бы не мог проникнуть благодетельный нож хирурга. Но до Савиных оставалось одно «белое пятно» - недоступная область средостения, расположенная между легкими над диафрагмой. Еще в 1888 году русский хирург Насилов выдвинул эту проблему, но многочисленные попытки туда проникнуть неизменно заканчивались неудачей. Здесь расположены сердце, легкие, крупные кровеносные сосуды и пищевод. Раньше, чтобы попасть сюда, хирург должен был удалять часть ребер, вскрывая грудную клетку сзади. Профессор Савиных первый в мире вошел со своим скальпелем в средостение – в эту святое святых человеческого организма. Он сделал это, разрезая брюшную стенку обычным образом, как это делается при любой сложной операции. И перед хирургом все открыто. Он может спокойно работать, не задевая жизненных центров». Это и есть область тяжелой хирургии, область, в которой профессору Савиных нет равных. Величайшая заслуга Андрея Григорьевича Савиных, которая навсегда войдет в историю русской и мировой хирургии, - это разработка метода надежного и почти безопасного доступа в средостение.
«Современная война безжалостна и жестока, - продолжает автор, - десятки тысяч людей гибнут на фронте. Но многих из тех, чьи ранения раньше считались смертельными, хирурги возвращают в строй, ибо в их руках есть теперь могучее средство – метод профессора А.Г. Савиных… В военное время важно все, там нет мелочей. Фронт потребляет огромное количество марли и ваты для перевязок. Чем заменить их? Где найти вещество, доступное, дешевое и равноценное по качеству? По заданию Савиных профессор Геблер и ассистент Карпенко получили новое вещество, по гигроскопическим свойствам далеко превосходящее марлю. Вату заменил стерильный мох – прекрасное всасывающее средство. Вот и все. Дешевая высококачественная повязка системы А.Г. Савиных готова…».
Прифронтовым госпиталям нужна консервированная кровь. Ее надо доставлять очень быстро, чтобы спасти человеческую жизнь. Но кровь, когда ее без предосторожностей везут по тряской дороге, теряет свои ценные качества. Профессор Савиных предложил перевозить кровь в специальных сконструированных им ящиках-амортизаторах. Опыты обнадеживают. Кровь возили по проселочной дороге за сорок километров, и она не потеряла своих свойств.
В статье Э. Канделя «Патриот Родины», опубликованной 17 ноября 1942 года, профессор-новатор А.Г. Савиных так говорит о своем открытии: «Наша наука почти не знала многих патологических процессов, которые разыгрываются в этом ранее недоступном уголке нашего организма… Перед нашими глазами открылись новые интереснейшие картины, о существовании которых мы раньше даже и не подозревали. Казалось, предо мной раскрылась новая содержательная, еще никем не прочитанная книга. Но книга эта написана мелким шрифтом, не так-то легко ее прочесть… В ней еще немало темных, непонятных мест, но я убежден, что мы стоим на верном пути. И нам теперь удается спасать те жизни, которые раньше неминуемо были обречены…».
Андрей Григорьевич сделал уже свыше 200 сложнейших операций средостения при раке нижнего отдела пищевода. Предложил новые способы хирургического лечения многих, связанных со средостением заболеваний, таких как кардиоспазм, аневризма аорты и другие. Его метод оказывает неоценимые услуги при лечении соответствующих ранений военного времени. Многочисленные ученики профессора, хирурги армии и флота, успешно оперируют по его методу. Спасая драгоценные жизни раненых бойцов и командиров, они с любовью и благодарностью вспоминают имя своего замечательного учителя.
Самоотверженность томских врачей, ученых, санитаров и медсестер творила чудеса. 99,4 процента прибывших в Томск раненых выздоровели, 45 процентов вернулись в строй. По данным статистики, за время войны в томских госпиталях находились на излечении свыше 50 тысяч раненых.
Но не только старания медиков помогали выздоравливать раненым. Газета сообщает, что у каждого госпиталя были свои шефы с промышленных и сельскохозяйственных предприятий. В то труднейшее время они помогали с оборудованием госпиталей, снабжением, хотя и самим было очень нелегко. В тыловом Томске было голодновато. Рабочий получал на карточку 800 граммов хлеба, иждивенцы – 400 граммов. Школьники и студенты постоянно ухаживали за ранеными, помогали писать им письма родным, выступали с концертами и спектаклями.
В 1942 году госпитальное радио еще не могло порадовать раненых сводками с фронта. Нередки были смерти, но молодость брала свое. Двадцатилетние парни, выздоравливая, готовы были помечтать и разные шутки придумать. В мае 1942-го перед выпиской в палату одного из госпиталей зашел главный врач и уловил спиртной запашок. Проверил все тумбочки, кровати – ничего горячительного. И попросил: «Ребята, мы с вами завтра прощаемся, скажите все-таки, где прячете?» Переглянулись соседи по палате и решили уважить главврача, раскрыть «секрет», указав на банку с «водой», в которой красовался черемуховый букет. Вот где наркомовская прячется! И дружно, громко, взахлеб смеялись все: и выздоровевшие фронтовики, и хронически усталый врач, и медсестры, знавшие секрет. Смеялись и радовались весне, тому, что еще живы, что есть надежда вернуться с фронта с победой. Тогда они еще не знали, что из их сверстников, родившихся в начале 20-х годов прошлого века, выживет на войне лишь каждый третий…
- После выписки из госпиталя отца Бориса Михайловича Сесюнина с его инвалидностью направили преподавателем в то же Томское артучилище, которое он окончил в 1941 году, - рассказывала уже гораздо позже об этом времени в нашей газете томичка Ирина Сесюнина. – Потом была военная кафедра ТПУ и 50 лет работы в институте. В военные годы на танцах в Доме офицеров отец познакомился с моей мамой, и после войны они поженились. Вот так вихри времени определили судьбу отца: комсомольская путевка на учебу в наш город, война, санитарный эшелон, госпиталь. Все воедино: война и боль, молодость и сбывшаяся мечта о мирной жизни. И затем - вся жизнь в Томске, ставшем судьбой. Точно как у поэта Давида Самойлова: «Как это было! Как совпало – война, беда, мечта и юность! И это все в меня запало, что лишь потом во мне очнулось…».
Томск и томичи внесли свой неоценимый вклад в общую Победу. Наш суровый край – часть Сибири, о которой в тяжелейшем 1942 году Илья Эренбург написал такие пронзительные строки: «Сибирь – большая, суровая и ласковая, веселая и грозная. Сибирь все давала Родине: хлеб и золото, ученых и рабочих. Теперь Сибирь дает Родине лучших бойцов, мужество, сибирскую верность. Кто впереди? Сибирь. Она гонит немчуру на Запад».
Владимир ФЕДОРОВ.