24 июня 1945 года на приеме в честь участников Парада Победы И.В. Сталин провозгласил тост: «За лучшего русского генерала в польской армии!» Верховный так назвал командующего 2-й армией Войска польского, генерал-лейтенанта Советской армии Карла Карловича Сверчевского. А через два года заместитель министра обороны Польши генерал брони (генерал-полковник) Кароль Сверчевский был убит украинскими националистами, которыми командовал майор УПА Степан  Стебельский по прозвищу «Хрiн». Не знаю, сохраняется ли на Украине память о генерале, но Хрен удостоен мемориальной доски в Самборе.

Биография Сверчевского  – приключенческий роман. Он родился 22 февраля 1897 года в Варшаве в рабочей семье. Окончил два класса, учился на токаря, и быть бы ему простым рабочим, но в сентябре 1914 года немцы начали наступление на Варшаву.
Польские евреи знали о немецких нравах, антисемитизм в Германии существовал еще до Гитлера, Розенберга и их друзей. Сверчевские эвакуировались в Казань, потом перебрались в Москву. В 1916 году Кароля призвали в русскую армию и отправили на фронт. Во время Октябрьской революции в составе боевой дружины Лефортовского района он участвовал в боях против юнкеров. В красногвардейском отряде воевал с войсками Центральной рады на Украине (Сумы, Путивль, Конотоп, Ворожба) и с немцами под Оршей. В должностях командира взвода, роты, батальона 123-го стрелкового полка воевал на  Украине и на Дону до лета 1920 года. За участие в этих боях получил свой первый (из трех!) орден Красного Знамени.
…Рассказывают о возможном только в те годы событии с участием юного командира. За боевые заслуги полк был удостоен  Красного знамени ВЦИК, вручать его должен был председатель ВЦИК Калинин. Полк выстроился у села, вокруг – крестьяне. Сверчевский, заметив какого-то мужика в серой фуражке с бородкой клинышком, вышедшего из толпы, сказал: «Давай, давай, отец, иди, не мешай!» – и показал дорогу. И в этот момент командир полка объявил: «Слово имеет Михаил Иванович Калинин!». Обладатель бородки направился к трибуне… Не знаю, так ли было на  самом деле, и уж вовсе не могу знать, как тогда чувствовал себя комбат Сверчевский. Но хорошо представляю себе чувства генерал-майора Сверчевского, когда в 1938 году председатель Верховного Совета СССР  Калинин вручал ему орден Ленина за выполнение специальных заданий правительства.
В 1920 году с началом советско-польской войны Сверчевский подал рапорт о переводе на Западный фронт. Участвовал в боях, получил тяжелое ранение (не знаю, третье или четвертое, но далеко не последнее), вновь оказался в Лефортово, на этот раз – в госпитале. Вылечился. Снова вступил в строй. В 1927 году окончил академию имени М.В. Фрунзе, стал начальником штаба  полка,  позднее - дивизии.
Мы сегодня почти не говорим о роли III Интернационала в подготовке к будущей войне. А сделано было немало, в частности, при Исполкоме Коминтерна работала  военно-политическая школа, где иностранных коммунистов обучали военному делу. В 1931-1934 годах ею руководил Сверчевский. В июне 1939-го его назначили старшим преподавателем кафедры общей тактики академии имени Фрунзе. А когда в  ней начала учиться большая группа испанских офицеров-республиканцев, начальником группы по предложению генерал-майора Р.Я. Малиновского назначили генерал-майора К.К. Сверчевского.
В начале лета 1941 года он с испанцами находился на лагерных сборах на Кубани. 22 июня генерал выехал в Москву и уже 27 июня с группой офицеров прибыл в Вязьму, где подписал приказ о формировании 248-й стрелковой дивизии. Ни солдат, ни оружия в тот день у него еще не было. Но дивизию сформировал и ввел в бой.
7 октября противник в ходе операции «Тайфун» окружил 19-ю, 20-ю, 24-ю и 32-ю армии западнее Вязьмы. Входившие в их состав 19 дивизий, в том числе наша томская 166-я и только что созданная 248-я, понеся невосполнимые потери, практически перестали существовать. Сверчевский с группой красноармейцев вышел из окружения и, чуть подлечившись, в феврале 1942 года получил  новое назначение. Но тут необходимы два отступления.
Первое. О величайшем подвиге нашего народа - эвакуации тысяч промышленных предприятий и миллионов граждан в глубокий тыл, о том, что это в конечном итоге обеспечило победу, продемонстрировав высокие организаторские способности руководства и героизм простых людей, - в общем-то, известно. Но все-таки подвиг этот недостаточно отражен в искусстве. А уж о том, что в Сибирь и Среднюю Азию прямо из под огня противника удалось отправить более тридцати военно-учебных заведений, и это позволило нам уже в 1942 году послать на фронт десятки тысяч командиров и техников, известно не так уж много, больше всего – из вышедшей в 2009 году книги недавно ушедшего из жизни полковника В.И. Голикова.
Мирный Томск, имея до войны одно артиллерийское училище, открыл второе, принял Ленинградское артиллерийское техническое училище зенитной артиллерии, Белоцерковское пехотное училище, Тульское оружейно-техническое училище, Днепропетровское артиллерийское училище, Ленинградскую Академию связи,  в Асино открыл военное пехотное училище.
А в соседнем Ачинске нашло приют, и уже в 1942 году отправило на фронт более тысячи офицеров Сумское артиллерийское училище. Мне после войны выпала честь служить вместе с будущими полковниками Иваном Богатырем, Сергеем Патаманом, Георгием Соломко, Юрием Шульгой, офицерами того выпуска. А тогдашний начальник САУ Владимир Александрович Иванов в конце войны возглавил Томское ордена Красной Звезды артиллерийское училище и остался в нашей памяти образцом советского офицера и военного педагога.
В Ачинск 8 августа 1941 года прибыли после участия в оборонительных боях под Киевом три эшелона с курсантами и офицерами Киевского военно-пехотного училища им. Рабочих Красного Замоскворечья. Уже в 1942 году оно отправило на фронт 2046 лейтенантов.
С этого начиналась наша победа!
Второе отступление. Недавно мой старый друг и сослуживец Миша Островский, сын  военного дирижера подполковника В.Островского, написал: «Знаю, что ты интересуешься “испанцами”. Так вот, в мае 1943 г. мы всей семьей прибыли в Ачинск по переводу отца в САУ капельмейстером. Меня сразу зачислили воспитанником оркестра. В этом же военном городке (казармы рядом) было Киевское пехотное училище, начальником его был генерал-майор Кароль Сверчевский. Он же, как общевойсковой генерал, был начальником гарнизона Ачинска. Кстати, мой отец был старшим капельмейстером гарнизона в звании капитана. Комендантом гарнизона был капитан Лисихин, которого ты, наверное, помнишь. Я знал жену и дочь (забыл имена) Сверчевcкого. Дочь участвовала в самодеятельности, она была в 9-м классе. Очень хорошая была девушка, мы, музыканты, встречались на репетициях в Доме Красной Армии. Так вот, когда формировалась Польская армия, Сверчевского перевели из КПУ в Новосибирск, а потом в Сумы, там формировалась польская дивизия. Когда мы возвращались из Ачинска, на станции Басы встретили эшелон с польскими воинами, ехавшими на фронт. В Сумах они располагались в казармах нашего училища. О гибели Сверчевского мы уже в Сумах узнали от Лисихина, который сопровождал выпускников училища в распоряжение какого-то фронта. Он рассказывал с подробностями, но я запомнил лишь, что Сверчевского убили бендеровцы. Он же рассказал, что Сверчевский был в Испании вместе с Ивановым. Вот все, что я помню».
Миша еще вспомнил, с каким удовольствием играли мы в училищном струнном оркестре - дирижировал его отец - замечательный Полонез Михаила Огинского. Но это совсем другая тема.
«Колонель Малино» - Родион Яковлевич Малиновский - не зря рекомендовал своего испанского соратника “Кальмана Вальтера” - Кароля  Сверчевского на его последнюю предвоенную должность. Он знал о замечательной странице жизни полковника Сверчевского, командира прославленной 13-й интернациональной бригады имени Домбровского, проявившего себя храбрым командиром, умеющим руководить общевойсковыми соединениями. Республиканское правительство Испании наградило его (посмертно) орденом «Освобождение Испании», а Президиум Верховного Совета СССР еще в 1938 году - орденами Ленина и Красного Знамени.
Об интернациональных бригадах надо писать отдельно. Я же хочу отметить, что 11-й командовал генерал “Эмилио Клебер”, таков псевдоним венгерского офицера Манфреда Штерна, попавшего в русский плен, с 1917 года служившего в РККА, участника Гражданской войны, сотрудника Коминтерна, разведчика в европейских странах и США, советника в Китае. На Западе его называют «спасителем Мадрида». А 12-й командовал “генерал Лукач”, это псевдоним Белы Франкля, Мате Залка, венгерского офицера, тоже попавшего в русский плен, бойца Сибирской партизанской армии, участника боев на Урале и в Крыму, дипломата, директора театра Революции (ныне – Академический театр им. В. Маяковского), писателя, автора знаменитого романа «Добердо». Лукач погиб в Испании. И Штерн, и Залка стали воинами-интернационалистами у нас, в Сибири.
Не стану перечислять других интернационалистов-«испанцев», скажу только, что много лет изучая события той далекой войны, не перестаю восхищаться этими людьми, очень схожими во многом, но, прежде всего, в антифашистских убеждениях.                                  
Создание и действия польских военных формирований в СССР – сложная и интересная тема. Сейчас лишь подчеркну, что решение о привлечении к этому генерал-майора РККА Сверчевского было очень удачным. В августе 1943 года он стал заместителем командира 1-го польского армейского корпуса, в апреле 1944 года - заместителем командующего 1-й Польской армией. Осенью 1944 года возглавил 2-ю армию Войска Польского. Эта армия в составе 1-го Украинского фронта маршала И.С. Конева принимала участие в освобождении западных польских земель, в Берлинской и Пражской операциях. За умелое руководство армией Сверчевского наградили орденом Суворова 1-й степени.
С сентября 1945 года доктор военных наук генерал Сверчевский – командующий войсками Познанского военного округа. Как депутат Законодательного сейма выполнял  ряд дипломатических миссий. С февраля 1946-го до 28 марта 1947 года, дня гибели, - заместитель министра национальной обороны Польши. Какая яркая прекрасная жизнь! И, размышляя о ней, я мечтаю, что когда-нибудь, слушая божественную музыку Фредерика Шопена, перечитывая стихи Адама Мицкевича, романы Генриха Сенкевича, Болеслава Пруса, Станислава Лема, буду испытывать самые добрые чувства к прекрасным людям  братской Польши. Сегодня что-то мешает этому…
Лев ПИЧУРИН.