Рекламно-информационный портал

Категории

Уважаемые посетители сайта! Будем благодарны Вам за оперативно высказанные мнения о наших авторах и публикациях.

Предлагайте темы. Задавайте вопросы.

 

13 11 2017К 100-летию нашей газеты

Моя судьба, мой путь

 

100 лет «Красному знамени»… Дата помпезная и архаичная. Я давно уже работаю в другом издании и до этих ли памятных лет? И все же: из этих ста – 27 лет мои! Именно столько я проработала в этой газете. Да и оторвавшись от краснознаменного корневища, все еще ворочу взгляд в его сторону.


 

 

Выбор без сожалений

У каждого – свое «Красное знамя». Мое – это то, каким я его увидела и восприняла сорок пять лет назад, впервые появившись на практике, а потом, влившись в коллектив – с его корифеями, недосягаемой профессиональной планкой, особой аурой и тем духом творчества, который витал там. 

Мое первое знакомство с редакцией – это разговор с куратором Аркадием Брускиным, которому поручили заниматься практикантами. Первое, о чем он спросил, прочитала ли я последний номер «Иностранной литературы», где была напечатана обсуждаемая всеми повесть. К счастью, именно этот номер я листала в самолете, так что «экзамен» прошла. А дальше все пошло как по маслу. Определяли тему, он вкратце объяснял, куда надо сходить, и больше не докучал. Но когда я приносила материал, он всегда его тут же смотрел, откладывая свои дела. Замечаний делал мало, но по делу. На практическую работу он меня благословил. 

Между тем в редакции был еще один человек, который непосредственно повлиял на то, что я оказалась в Томске. Это заместитель редактора Иосиф Алексеевич Мизгирев. Не зря же говорят, что первое впечатление бывает самым верным! Не помню, какими словами встретил меня Иосиф Алексеевич, что сказал, но после встречи с ним как-то отлегло. Может быть, подкупил заправленный в карман пиджака пустующий рукав, красноречиво говоривший о его фронтовом прошлом, может быть, спокойствие и уверенность, а может, заинтересованный и неравнодушный интерес к судьбе практикантки. Короче, когда после завершения преддипломной практики он предложил вернуться на работу, я радостно сказала «Да!».

И нисколько не пожалела, что сделала этот выбор. Вернулись мы уже втроем – муж, я и сын. И где бы еще так могли позаботиться о молодых специалистах? Мужа определили в «Молодой ленинец». Нас поселили в лучшую тогда гостиницу «Томск», где мы прожили три месяца, после чего нам дали однокомнатную квартиру. Позже помогли устроить ребенка в детский сад.

Быт журналистов «Красного знамени» был устроен. В газете работал облисполкомовский буфет, обеды привозили, это было всегда очень вкусно. Но помимо этого здесь можно было купить и дефицитные продукты. Газета была обкомовским подразделением, и об этом всегда помнили, обеспечивая сотрудников жильем, продуктами. 

Был и еще один человек, который отвечал за все большое хозяйство редакции и за устройство всех, кто в ней работал. Это Василий Ефимович Зайцев. Это просто ангел-хранитель! Каждого в коллективе он опекал по-своему, по-отечески.

Интересная компания тогда собралась в редакции. Мизгирев – без руки, Зайцев – без ноги, редактор газеты Александр Николаевич Новоселов – весь израненный и покалеченный. Но какие души! И ведь слова не вытащишь про военные подвиги. Знали только, что Зайцев на войне был разведчиком, что у Новоселова славное боевое прошлое. А история с пиджаком Новоселова, сплошь усыпанного орденами и медалями? Не любил он парадные выходы, а когда это все-таки требовалось, надевал по необходимости. И нередко можно было наблюдать такую картину: хозяина кабинета нет, а парадный пиджак висит на стуле.

 

Жизнь между этажами

Жизнь, между тем, шла своим чередом. И она концентрировалась между верхним этажом редакции и нижним. На верхнем обитали корифеи, люди солидные. Отдел науки возглавлял Леонид Иванович Селиванов - человек строгий, всегда подтянутый, как и полагается заведующему таким отделом. Партийным отделом руководил Геннадий Григорьевич Качушкин, который почему-то держался особняком. Особым авторитетом пользовался заведующий сельхозотделом, а впоследствии замредактора Максим Васильевич Мальцев. Это был человек особой скромности, иногда казалось, что он тяготится своими административными обязанностями и только ждет случая, чтобы рвануть в поле.

Мэтром считался Вадим Николаевич Макшеев, но когда я начала работать в редакции, он уже стал отходить от дел. Куда-то исчезал, потом появлялся вновь. Он тогда уже писал рассказы, и редактор поощрял его творчество, предоставляя «свободное расписание». Несколько мрачноватым выглядел Юрий Иннокентьевич Гришаев. Его ценили за профессиональные качества, но мне он больше нравился за «особое» мнение. Из этого же отдела впоследствии выпорхнул в «Известия» Александр Алексеевич Соловьев.

На этом этаже находились лесники и промышленники, а также новый отдел нефтегеологии и строительства. Из лесников запомнился Владимир Федоров, был он всегда уравновешенным, бесконфликтным, много ездил в командировки и всегда охотно делился впечатлениями. Промышленным отделом позже стал руководить бывший директор шахты - Виктор Всеволодович Заплатин. Как его занесло на журналистскую стезю, не знаю, но продержался он в этой должности довольно долго. 

Но «звездили» - не только на этаже, но и в редакции - конечно, «нефтегеологи». Отдел нефтегеологии и строительства в газете был создан, когда началось освоение томского нефтяного севера. Здесь бурлила настоящая жизнь – полеты, командировки, репортажи в номер… Возглавлял отдел Леонид Семенович Левицкий, талантливейший журналист, чьи материалы всегда тянули на «красную доску». Здесь же работали Юрий Щербинин, позднее заместитель редактора, сделавший впоследствии хорошую карьеру, но уже не в Томске. Позже пришел Виктор Лойша, который то, о чем писал, знал лучше всех нас – по профессии он был геологом. Несмотря на серьезность занятий, здесь бурлила молодежная бесшабашность…

Мне же более плотно довелось поработать с Леонидом Семеновичем Левицким, который вскоре стал заместителем редактора и курировал наш отдел. Было у него одно своеобразное качество: сначала он разбивал твой материал в пух и прах, и от этого возникало ощущение полной несостоятельности, а потом хвалил и предлагал материал отметить. Сколько же замечательных уроков он мне преподал!

На втором этаже заправляла ответсекретать Виктория Францевна Брындина. Это особая личность. Я до сих пор иногда просыпаюсь от содрогания, что вот на пороге появится посыльная баба Клава и безапелляционно потребует: «К Брындиной!» Ничего хорошего, значит, не жди. Ее авторитет внушал уважение и робость. До сих пор помню, какой мучительной для меня оказалась командировка с нею в один из районов области. Нас поселили в одном номере, но случилась непогода, самолет задерживался, и все выходные пришлось просидеть в гостинице. О чем говорить? Я ощущала себя школьницей перед учителем! Еще больше сробела, когда не знала, как реагировать на ее аскетизм. Всем было известно, что она блокадница, очень скромна в быту, но ее неприхотливость зашкаливала. В то время как нас, приезжих журналистов, готовы были потчевать в столовой день и ночь, она предложила купить банку рыбных консервов и черный хлеб и поужинать в номере. И поужинали… Но все это мелочи по сравнению с тем, какую роль в творчестве многих из нас сыграла ее требовательность.

Борис Бережков. Я вряд ли смогу в описании своих впечатлений выразить в полной мере масштаб и колорит этой личности. Но вот работоспособность… Его рекорд в месяц – 5, а то и 6 тысяч строк, при плане 3000-3500! Такого никому не удавалось за всю историю газеты. 

А вот об Эдике Стойлове хочется сказать особо. Он был любимцем женщин. Наверное, не было такой сотрудницы, которой бы он не сделал комплимент. А еще он притягивал тем, что работал как-то легко. Для того, чтобы писать в тишине, мы, журналисты, частенько находили уединение в актовом зале на третьем этаже. Туда же нередко приходил и Эдик. И вот сидим, скрипим «перьями», а Эдик уже на выходе. Писал он быстро, увлеченно, но не уверена, что всегда достоверно. Иногда их вместе с Евгением Лисицыным, с которым они подготовили не один фоторепортаж, явно заносило в фантазиях. То якобы какой-то подземный аэродром найдут, то неведомую заброшенную железную дорогу, то в соседнем Кемерове обнаружат землетрясение. Но читалось все это на «ура!». Думаю, Эдуард Стойлов был бы очень востребован сейчас, когда такая свобода творчества и когда мы так много пишем о судьбе старинного Томска. А Томск Эдик любил не меньше, чем женщин…

Подлинным центром притяжения была приемная. Здесь властвовала секретарь Эстера Коган. Иногда казалось, что это она «рулит» всем коллективом. Она была в курсе всех дел и событий, к ней мы обращались, когда требовалось что-то «просигналить» редактору. Здесь, в приемной, узнавали редакционные новости и делились своими. Она была очень толковой и бралась за любую работу: если надо, грамотно и быстро напечатает текст (кстати, одной из первых освоила компьютер), садилась за телефон и собирала информацию. Она всегда готова была прийти на помощь.

 

Украшение редакции

Тут же, на втором этаже, располагался и секретариат, где твердо обосновался Валера Сердюк. Руководство ценило его за добросовестность и трудолюбие. Мы – за то, что можно было внести правку, когда ее уже по всем правилам вносить нельзя. А также за его стихи. На особом положении находился художник Владимир Марьин. Не в каждой редакции имелась такая штатная единица. Вообще это была политика редактора: приглашать и удерживать талантливых людей. 

Но украшением этажа была Лидия Васильевна Мерцалова – образец того, как должна выглядеть женщина-журналист. Всегда ухоженная, красиво одетая, она любила дарить гостинцы и подарки. Несомненным авторитетом пользовалась еще одна женщина - Нина Александровна Василенко. Страстный садовод-любитель, она и полгорода вовлекла в это занятие.

Здесь же обитала краснознаменная творческая элита - Мария Смирнова, Нина Маскина, к ним любили захаживать Лисицын, Стойлов, Марьин, Щербинин, Сердюк, друзья редакции – артисты, поэты, художники.

 

Свое место

Но мой этаж был – первый. Здесь находился отдел писем. Руководил им Сергей Николаевич Андреев, тоже участник войны, с покалеченной рукой, но абсолютный оптимист. Вместе с его женой Валентиной они проявляли обо мне искреннюю заботу, за что я им очень благодарна.

Сюда же к нам в отдел писем на первом этаже попервости часто заглядывал Соломон Выгон. Тогда он еще не был мэтром, а всего лишь талантливым журналистом, чьи достоинства оценили в «Красном знамени» и пригласили на работу из «Молодого ленинца». В какой-то степени он был один из нас, кто вживался в новую коллективную работу. С ним было интересно общаться. Он приходил просто поговорить, но мы любили ему «поплакаться». Особенно, когда Брындина заворачивала материал. На удивление он спокойно и просто объяснял, что надо исправить, какую фразу заменить, и материал проходил повторную «экспертизу» ответсекретаря. 

Меня работа захватила. Благо в отделе сюжетов хоть отбавляй. Человеческие судьбы, несправедливость, преграды бездушных чиновников… И я ринулась спасать, восстанавливать справедливость. Это было время на измот, на разрыв. Я готова была работать 24 часа в сутки, но в семье был еще один журналист и маленький ребенок. Ясли, сад, кормежка, укладывание, и только к 12 ночи – за чистый лист бумаги, чтобы к утру успеть принести в редакцию готовый материал. Мое время отдыха – с трех-четырех до половины седьмого утра, и все – по-новой. Сейчас, когда все это вспоминаешь, кажется нереальным, как можно было выдержать? Но надо было не только выдержать, а выстоять. Требования были такие высокие, что удержаться наравне с профессионалами дано было не всем. Кто-то уходил сам, кого-то передвигали «на повышение». Иерархия по ниспадающей тогда строилась так: «Красное знамя», областное радио, областное телевидение… 

Дело в том еще, что поскольку журналистский состав был в основном мужским, то и поблажек на «детские болезни» не делалось. Работа есть работа. Частенько на больничных сидел мой муж: спасибо редактору «Молодого ленинца» Александре Андреевне Липской, где он работал, удивительно чуткой и порядочной женщине, чью заботу оценили многие журналисты, когда она возглавила сектор печати в обкоме партии.

Но был и явный перебор с политпросвещением. На него отводилась суббота, явка – обязательна. Это помимо того, что в субботу выходил и номер газеты. Полезное в этом просвещении было, но не настолько, чтобы объявлять «всеобщую мобилизацию». Сейчас, когда я смотрю на всевозможные дипломы, полученные в ходе этого дополнительного образования, невольно думаю о том, сколько же полезного времени они отняли у семьи.

 

Перемены, перемены…

А далее, как это бывает на стыке смены поколений, что-то привычное стало рушиться. На радио ушли Владимир Шлизерман, Алла Тарасова, с которой мы работали в отделе писем, в Томский театр драмы переманили Марию Смирнову. Наиболее маститые переместились в центральные издания. Время покатилось так, что я иногда не могу припомнить, в каком году было то или иное событие. Оглядываясь назад, думаю, что это было золотое для меня время. Оно многому научило и позволило быть рядом с профессионалами, в сравнении с которыми я оказалась середнячком, возможно, крепким, но которые мне преподали уроки того, как надо относиться к профессии. Как к делу своей жизни, где честность и преданность – прежде всего, как к самой жизни.

Время не стоит на месте. Наступили бурные девяностые. Они дали огромный всплеск свободы. Все бурлило, кипело, я была в гуще всего этого, и писалось так, что казалось: перо само бежит по бумаге. Но редакция надломилась. В облисполком ушел тогдашний редактор Николай Григорьевич Нестеренко, очень порядочный человек, нетипичный функционер, как подарок судьбы воспринявший возможность реализовать себя в творческой профессии, но так и не победивший в себе партийную «кротость» - работать там, куда направила партия. 

На смену ему временно назначили Эдуарда Бурмакина, профессора и писателя, человека высоконравственного и интеллигентного, который, осознавая свое положение, видел задачу в том, чтобы газета только выходила, не особо вникая в редакционную политику. Временно замещал редактора и Юрий Иннокентьевич Гришаев - заместитель редактора. Он знал, что редактором ему не стать – в обкоме не утвердят. Поэтому, когда на дворе «заштормило», завибрировал и он сам. К тому времени создавалась новая газета – «Народная трибуна», ему предложили стать редактором. Он согласился, пригласил и меня. Я согласилась, но… так и не пришла.

А потом наступала коммерческая эра, и она требовала новых людей и новых управленцев, которые благодаря этим своим качествам, возможно, и сохранили газету. А я… Мое время ушло. Но мне подвернулся другой шанс. И я его использовала, получив кайф от того, что новое дело удалось, и что рядом со мной оказались люди, которые преданы профессии так же, как и я, – Юрий Молодцов и Соломон Выгон. Ну а «Красное знамя» - оно всегда со мной. Это моя судьба и мой путь.

Нина ГУБСКАЯ.

 

комментарии
Имя
Комментарий
2 + 2 =
 

634029, Томск,

пр. Фрунзе, 11-Б