Тема солнца внезапно возникла посреди декабря. И подчинила себе мысли и чувства зрителей, знакомящихся с творчеством Розалии Пантелеевой. Ее картины, написанные в 2015 году, оказались полны солнечного света. Даже черно-белые офорты. Будь то живописный групповой портрет «Освещенные солнцем» или офорт с элементом томского деревянного декора - солярным знаком. Умение обобщить природные и социальные явления до поэтического, художественного символа объясняется не только колоссальным опытом (полвека в искусстве) и художественной школой. Нечто более глубокое и серьезное стоит за темой солнца.

-Что для вас солнце? - спросила я художницу после того, как смолкли поздравительные речи на открытии ее юбилейной выставки.
Розалия Васильевна посмотрела внимательно:
-  Солнце - это, безусловно, символ. Символ жизни и бытия. Я окончила Московский полиграфический институт, отделение художественно-технического изготовления печатной продукции, поэтому привыкла мыслить символами. Символы во мне сидят. А что вообще не символы в жизни? Оглянитесь: земля - символ, дерево - символ, солнце, небо - все символы. Вся наша жизнь полна символических значений.

О раках, картошке и гречневой каше
Память детства. Она самая крепкая. Самая яркая. Она запуталась в рюшах необъятной Каземировны - жены деда. В ласковом названии деревни Кошки, где и родилась девочка, которую нарекли Розалией.
Детство оставляет отпечатки в памяти и на теле, как тот шрам от бодливой коровы, которая не любила маленьких детей. Года и десятилетия, как проявитель, делают четкими детали и размывают общий вид.
…Солнце пыталось заглянуть внутрь железной бочки, что стояла около дома. Но тонкая зеленая пленка, затянувшая темную гладь воды, не пропускала солнечные лучи дальше поверхности. И только шеф-повар ресторана мог нарушить состояние водного покоя, когда опускал в бочку огромные железные щипцы и вынимал со дна бочки раков. Бежал с ними к печи и бросал в огонь, темно-зеленые раки становились сразу красными. Преображенные огнем, они укладывались на большую тарелку и подавались к пиву.
Мужчина, который ел раков на обед, работал директором ресторана и был отцом девочки. Воспоминания Пантелеевой о детстве неотделимы от темы войны.  Ей был шесть лет, когда началась война. Но жизнь ее дала сильный крен за два года до этого. Рассказы Розалии Васильевны о первых годах ее жизни похожи на этюды с натуры. 
- Мать меня  бросила. Я жила с отцом. В 1939-м отца призвали в армию, я осталась с мачехой. Но еще до этого помню другой эпизод. Мы жили в Куйбышеве (ныне Самара). Родители работали. Уходили - еще темно. Приходили - уже темно. А я весь день закрыта на ключ. Время было тяжелое, а люди - отзывчивые. Одна девушка из этого двора приходила и подсовывала под дверь альбом для рисования и коробку цветных карандашей. И так каждую неделю. Я ее видела только в щелку. Знала, что она снимает квартиру у других хозяев. Наверное, она была художницей. Представьте, дорого все. Тетрадок у школьников нет, а уж альбом для рисования вообще не достать… А тут каждую неделю я получала чистый альбом.
Зимой 1942-го арестовали мачеху. Она несла остатки рисовой каши, которая оставалась в буфете. Несла для девочки, в имени которой соединились два нежных цветка. Девочка не дождалась ту, которую называла мамой. В свои семь лет она понимала, что дети не живут одни. Поэтому надела шубку, пушистую шапку с длинными ушами и отправилась на вокзал, чтобы ухать к тетке в Петропавловск-Камчатский. И уехала бы, но пока ждала поезд, сильно захотела есть.
- Я подошла к ближайшему дому и заглянула через щель в сенки. Увидела на стене висящую карту с двумя полушариями - восточным и западным. Решила, что тут живет учительница. И постучалась. «Учительница» сначала спросила: «Чья ты?» Услышав, что «ничья», что «папа на фронте, а мама - в тюрьме», ушла в дом, потом вернулась с двумя холодными картошками в мундире. «Больше ничего у меня нет». Девочка поблагодарила и побрела на вокзал.
На поезд Розалия так и не села. Петропавловск-Камчатский вместе с теткой растаял в клубах пара. Вместо поезда мужчина и женщина, которые строго расспрашивали девочку о родителях, посадили ее на телегу.
- Там уже сидело человек пять таких же, как я. И нас повезли в детский дом. По дороге говорили о еде. «Ты ешь гречневую кашу?» - спрашивали новые знакомцы. - «Нет». - «И даже с молоком?» - «Даже с молоком» - «А ты будешь мне свою порцию отдавать?» - «Буду». С разговоров о еде голодных детей началась для Розалии Васильевны жизнь в детском доме, откуда ее забрал отец летом 1945-го.

«Мне интересно,
как люди раньше жили»
Воспоминания о войне уже в 70-х воплотились в серии графических работ, где главные персонажи - дети с недетским взглядом и молодые женщины с печальными глазами. Одни жмутся друг к другу, пытаясь выстоять вместе. Другие одиноко стоят на ветру - кто в гимнастерках, а кто в платьицах. Их будущее, любовь, судьба явлена то в образе уходящего солдата, то заключена в тельце младенца, которого молодая мать прижимает к себе.
- Война прошла через всю мою жизнь, - объясняет посетителям выставки Розалия Васильевна. - Все темы, которые я беру, идут ко мне издалека.  Я не могу писать о том, чего не пережила. 
С темой войны  и детства Пантелеева и вошла в большое искусство. Первый шаг - иллюстрации к книге Аркадия Гайдара «Дальние страны», которые она делала как дипломную работу в Московском полиграфическом институте. Ее руководитель Андрей Гончаров, художник универсального таланта - гравер, живописец, скульптор, оценил сделанные работы очень высоко.
Еще раз повторить опыт создания линогравюр по произведению Гайдара Розалии Пантелеевой пришлось уже в Томске, когда в 1973-м готовилась к первой для нее зональной выставке. И вновь стопроцентное попадание - московская комиссия рекомендовала молодому графику стажировку на творческой даче «Челюскинская». Месяц общения с лучшими графиками страны, месяц упорной работы. Домой вернулась с множеством эскизов и готовых плакатов.
Но на свою «колею» вышла только после знакомства с Натальей Аксеновой, главным художником Томского театра драмы в ту пору.
- Наташа делала такие потрясающие эскизы будущих спектаклей! Когда увидела ее работы - загорелась. Почувствовала: графика, офорты - это мое. Но не сразу все удавалось. Много мучилась с первыми офортами, особенно с композицией.
Розалия вошла в круг Натальиных друзей - художников, уже именитых, состоявшихся, известных, не всегда признанных властью, но уважаемых в художественной среде. Общение с ними расширило ее представления о графике. Через этот кружок Пантелеева познакомилась с современным творчеством западных графиков. Особое впечатление произвели словак Альбин Бруновский и чешка Вера Бомбова.
- Пообщавшись с Наташиными друзьями, стала что-то соображать. Хотела сделать на их уровне, но по-своему. Правда, с их консультацией. Глядя на мои первые опыты, они говорили: «Из вас может получиться художник».
… Художник. Об этой профессии юная Розалия узнала из плаката. Однажды она шла по улице Куйбышева, где жила у тетки, и увидела объявление о наборе в Чебоксарское художественное училище. В правилах приема были указаны предметы, по которым нужно было сдавать экзамены. Ни по математике, ни по русскому девушка не могла похвастать хорошими оценками. Учебе до этого момента не придавала значения, предпочитая художественную литературу учебникам. Но без математики и черчения путь в художники был закрыт. И Розалия взялась за учебу. К удивлению всех учителей, экзамены сдала очень хорошо, поразив тщательностью и основательностью знаний.
Еще один поволжский город принял в свои объятия будущую «графиню», так в шутку и с большой долей уважения называют сегодня Розалию Пантелееву коллеги и поклонники ее искусства. В Чебоксарском училище работали прекрасные преподаватели по живописи и рисунку, с академическим образованием из Риги и Ленинграда. Они заложили крепкий фундамент. Работа в сатирическом журнале «Капкан»,  где Розалия делала карикатуры, показала возможности  графики. Поэтому, когда с мужем, живописцем Владимиром Пантелеевым приехала в Томск, она легко нашла себе работу в книжном издательстве и газете «Молодой ленинец».
Томск подарил ей еще одну тему, по которой Розалию Пантелееву узнают безошибочно. Это томская старина. «Эти работы всегда элегантны и утончены, в них почти не встречается урбанистических примет городской цивилизации. И, напротив, постоянно варьируются изображения тихих улочек, безлюдных дворов и площадей, заброшенных и доживающих свой век старинных особняков», - так пишет в буклете Валерий Служивцев.
- Мне интересно, как люди раньше  жили, - объясняет художница верность томской теме. -  Меня удивило искусство резных домов, когда в 1957 году приехала в Томск по распределению. Почему с таким качеством, с такой тщательностью были украшены дома?  Моросил мелкий дождь, когда я впервые вышла в город. Я ходила по старым дворам на ул. Алтайской. Заметила на печных  трубах металлические украшения - птичка или что-то еще, на пилястрах цветочный орнамент. Но вся красота на фоне серого неба разрушается: железо ржавое, дырявое, дерево темное, старое. Поняла, возраст уже играет роль. Я стараюсь этот возраст чуть-чуть показать.

Рабочая лошадка искусства
- Розалия Васильевна - вы наше достояние, - признавались ей все, от чиновников до учеников.
 - Розалия Васильевна - единственный график в Томске, одна из немногих  художников Сибири, которая осталась верна офорту, этой сложной и небезопасной технике. Она сумела подчинить эту технику своему таланту, - точно заметила Татьяна Микуцкая, искусствовед Томского художественного музея. - Когда проходила областная выставка, то председатель жюри, ректор Красноярского художественного института Александр Покровский выделил работы Пантелеевой: «Насколько талант, насколько чутье, насколько изысканно, насколько интеллектуально то, что делает этот человек».
Сама Розалия Васильевна считает себя «рабочей лошадкой искусства». Не любит слово «творчество» и разговоров о творчестве. Хотя с радостью отвечает на вопросы посетителей музея: 
- Я полюбила офортную технику. Особенно мне нравится процесс травления в глубь доски.  Люблю не просто сидеть, согнувшись, и рисовать. Мне нравится, когда много физической работы. Чтобы цинковую пластину сделать блестящей, как зеркало, нужна большая физическая работа. Потом идет травление. Потом  смывание - это бензин, керосин, лаки. Все это сильно на здоровье влияет. Но в перчатках нельзя. В тяжелую физическую работу вхожу с самого начала. Со временем поняла, что начинать надо с черного. Интуиция подсказала. Люблю черный цвет. Глубокий «бархат». Он привлекателен. Люблю контрасты во всем. Когда надо добиться глубокого черного цвета, пользуюсь акватинтой…
О процессе рождения офортов Розалия Пантелеева может говорить долго, раскрывая неожиданные аспекты ремесла гравера и офортиста. Ни возраст, ни трудоемкий, порой изматывающий процесс создания офортов не отбили способность мечтать. Она и сегодня полна творческих планов. Замыслила создать серию офортов о России, по мотивам гоголевской «птицы-тройки», которая станет своеобразным продолжением ее блоковской серии.
- Люблю рисовать лошадей. И образ «птицы-тройки» не дает покоя, - признается художница.
Татьяна ВЕСНИНА.