Рекламно-информационный портал

Категории

Уважаемые посетители сайта! Будем благодарны Вам за оперативно высказанные мнения о наших авторах и публикациях.

Предлагайте темы. Задавайте вопросы.

 

06 09 2012Пятница

Глазами пьяного мужика

В сентябре 2009 года Дума города Томска приняла Регламент установки произведений монументального и декоративно-прикладного искусства. В первой его статье даны «основные понятия и определения». Приведем два из них. Первое: «Памятник – скульптурный портрет (бюст или монумент) в честь и память исторического события или лица, объект, имеющий общественно-историческое и градоформирующее значение». Второе: «Скульптурное изображение – локальное тематическое произведение, призванное украшать, разнообразить городской пейзаж».

А в статье 7 этого закона сказано: «В случае несоответствия ранее установленных произведений понятиям и правилам данного Регламента Дума города по заключению рабочего органа (он состоит из специалистов в области науки, культуры, архитектуры, искусства, краеведения, городских депутатов – прим. редакции) и мэра города Томска вправе принять решение по переносу произведения в иное, соответствующее его жанру и назначению место».
По мнению томских писателей Сергея Заплавного и Тамары Калёновой скульптура Леонтия Усова «Антон Павлович Чехов глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку» противоречит не только понятиям и правилам этого Регламента, но и совокупности историко-литературных фактов и документальных свидетельств. Публикуя их мнение, редакция приглашает высказаться по затронутому вопросу всех желающих.

 

Cто двадцать два года назад по пути на каторжный остров Сахалин в Томске побывал Антон Павлович Чехов. Всего неделю он пробыл здесь, но память о себе оставил долгую. Однако и тогда, и сейчас в этой памяти нет-нет да и слышатся мстительно-насмешливые нотки. Для того чтобы понять, чем они вызваны, перенесемся в то время.
Итак, май 1890 года. Страдая от изнурительной тряски, от тесных сапог, которые, несмотря на мороз, приходилось снимать, «чтобы дать отдохнуть пяткам», от открывшегося в пути кровохарканья, Чехов одолел на лошадях полторы тысячи верст от Тобольска до Томска. Но и здесь его настигла непогода. Полгорода затопило весеннее половодье. Вокруг непролазная грязь, дождливая мгла, неприютность.
Чехов остановился в гостинице «Россия». После короткого отдыха засел за очерковые «письма с дороги», которые обязался регулярно отправлять в петербургскую газету «Новое время». Благо, для этого появилось время. Работал допоздна. Временами его отвлекали нежданные визитеры. Среди них редактор газеты «Сибирский вестник» В.П. Картамышев (по определению Чехова, «местный Ноздрёв, пьяница и забулдыга»), адвокат и одновременно сотрудник этой же «рептилии» князь В.А. Долгоруков, сосланный в Сибирь за грехи молодости и подписывающий свои поэтические опусы громким псевдонимом Всеволод Сибирский, а также помощник томского полицмейстера П.П. Аршаулов, оказавшийся «любителем литературы и даже писателем». (Он «угостил» Чехова рассказом, написанным «недурно, но слишком местно».)
Обедал Чехов в ресторане «Славянский базар» и, видимо, там два-три раза вел, по воспоминаниям Долгорукова, «дружеские беседы» с сотрудниками «Сибирского вестника». Были у него и другие встречи, но это не помешало ему за рекордно короткий срок (16-20 мая 1890 года) подготовить и отправить в «Новое время» семь из девяти «писем». Они тотчас ставились в номер под общим заголовком «Из Сибири» и вызывали живой отклик не только в Петербурге, но и в самой Сибири.
Одно из этих «писем» уже в августе перепечатал картамышевский «Сибирский вестник», но не для того, чтобы обсудить проблему, поднятую в нем, а для того, чтобы вызвать у томичей негодование «злыми напраслинами» Чехова. В чем они заключались? А в том, что писатель меткими штрихами обрисовал затхлую жизнь местных обывателей, немалую часть которых составляли бывшие офицеры, чиновники, золотая молодежь, сосланные сюда за подлоги, растрату, мошенничество. Одни из них, наиболее «испорченные, безнравственные… все на счету», другие, как-то освоившись на новом месте, «занимаются торговлей, адвокатурой, пишут в местных газетах… Живется им скучно… Местная интеллигенция, мыслящая и не мыслящая, от утра до ночи пьет водку, пьет неизящно, грубо и глупо, не зная меры и не пьянея; после первых же двух фраз местный интеллигент непременно задает вам вопрос: «А не выпить ли нам водки?». И от скуки пьет с ним ссыльный, сначала морщится, потом привыкает и, в конце концов, спивается. Если говорить о пьянстве, то не ссыльные деморализуют население, а население ссыльных».
Томск в этом «письме» не упоминается вовсе, тем не менее у сотрудников «Сибирского вестника» во главе с Картамышевым при его чтении взыграла обида. В порыве «патриотических» чувств один из них тотчас сочинил сатирическую сценку «Подействовало». Сюжетным ее стержнем стало застолье, участники которого с жаром обсуждают очерки Чехова. Не найдя никаких убедительных доводов в защиту «обиженной» писателем «местной интеллигенции, автор сводит все к обыкновенному зубоскальству: «Что ж, правду Чехов пишет. Пить мы действительно не умеем. Пьем много. Ну а это он врет, что не пьянеем».
Об этой перепалке «Сибирского вестника» с Чеховым не стоило бы и вспоминать, если бы уже в наши дни на берегу Томи у вновь открывшегося ресторана «Славянский базар» не появилась гротескная скульптура из бронзы с пояснением, что это «Антон Павлович Чехов глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку».
В интервью одной из газет автор этого творения с видом знатока томской истории изрек: «У Томска уже 115 лет «личные отношения» с Антоном Павловичем. Все, что ему понравилось в нашем городе, - «Славянский базар», а в остальном впечатление лишь о грязи да о пьяни». Чувствуется, что о поездке Чехова в Сибирь скульптор знает по верхам, в его произведения не вчитывался; главное для него – любыми способами привлечь к себе внимание, поразить своим «новаторством». А новаторства без знания не бывает.
В 1890 году Чехову исполнилось тридцать лет. Он был высок, красив, пенсне еще не носил, а скульптор изобразил его пожилым уродцем, карикатурно списанным с главного персонажа чеховского рассказа «Человек в футляре»: наглухо застегнутое и комично расклешенное пальто, шляпа, надвинутая на лоб, вместо очков пенсне, вместо калош нечто похожее на обмотки (намек на невеселую шутку Чехова о своих дорожных мучениях с обувью - «чулки сморкаются»), за спиной – сложенный зонтик.
И вновь мы задаем горький вопрос: допустимо ли изображать классика русской и мировой литературы в китчевой манере, а затем называть это изделие памятником? Оказывается, вполне. Не считаясь с мнением общественности, тогдашняя городская власть установила бронзового уродца как памятник Чехову, приурочив это событие к 100-летию со дня смерти писателя и 400-летию города Томска. Ее не смутило, что великий писатель изображен глазами «пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего» не только «Каштанку», но и «Человека в футляре». А прочитать следовало бы. Особенно сторонникам «современного» искусства, основанного на эпатаже, вседозволенности, подражании худшим западным образцам.
О «личных отношениях» Чехова с Томском следует сказать особо. В 1904 году, в год его смерти, в Томске издано шесть брошюр, посвященных жизни и творчеству писателя; состоялась премьера спектакля «Вишневый сад»; в Бесплатной библиотеке силами самодеятельных артистов поставлена пьеса «Дядя Ваня». Но самым ярким событием тех памятных и скорбных дней стала лекция «Университет в сочинениях А.П. Чехова», с которой перед студентами юридического факультета выступил профессор, автор известных работ по истории крепостного права и сибирской ссылки Иоанникий Алексеевич Малиновский. Через призму рассказа «Человек в футляре» он рассмотрел прозу и драматургию Чехова, эту «в полном смысле слова энциклопедию русской жизни», и показал ту отрицательную роль, которую играют в ней «люди с холодной кровью», эти «люди в футлярах», «стремящиеся только к личному благополучию» и оттого праздные, лицемерные, пошлые и самодовольные. Немало их и среди «университетских людей» - студентов, выпускников, профессоров. Им противостоят люди, которые «из темного мрака личного счастья, где живется так спокойно и сладко, рвутся в другой мир». Им «нужны и радость, и тоска, и горе… ибо живой человек не может не волноваться, когда видит, как погибает сам и вокруг гибнут другие». Ему «нужен простор для проявления всех свойств свободного человеческого духа». Он смело и убежденно протестует «против социальной неправды».
Антон Павлович Чехов конечно же был «живым человеком». Поэтому и совершил поездку в Сибирь и дальше, «на край света», на остров Сахалин. По свидетельству знаменитого русского юриста, литератора, общественного деятеля А.Ф. Кони, это было «тяжелое путешествие, сопряженное с массой испытаний, тревог и опасностей, отразившихся гибельно на его здоровье. Результат этого путешествия… носит на себе печать чрезвычайной подготовки и беспощадной траты сил и времени. В ней за строгой формой и деловитостью тона… чувствуется опечаленное и негодующее сердце писателя».
Но именно «человеком в футляре» видим мы Чехова на берегу Томи. Узнав об этой, по его выражению, «издевательской фэнтизе», большой русский писатель иркутянин Валентин Распутин с горечью написал нам: «Чехову! В Томске! В городе знаменитого сибирского университета! Я как-то осел, задохнулся: в Томске! Поиздеваться над Чеховым и над всеми нами… И ведь как далеко зашло: оказалось, что в Томске немалая часть населения с восторгом принимает «памятник» современного пачкуна… Больно: прежде ума набирались у Чехова, у Жуковского, а теперь у ненавистников России и скандалистов… Всего этого теперь и в Иркутске полно. И еще больше в Москве». 
Прав Валентин Григорьевич: далеко зашло у нас разложение подлинной культуры. Нагло и во многих случаях победно вытесняет ее индустрия развлечений, замешанная на беспамятстве, фиглярстве, диктате рынка. Действует она разными способами – подменой понятий, административным нажимом, сбивающей с толка информацией. Именно так произошло и со скульптурным портретом Чехова. Заявлен он был как дань памяти его всемирно признанному Имени и, разумеется, его творческой работе в Томске. Но уже в 2005 году слепок скульптуры «А.П. Чехов глазами пьяного мужика…» завоевал третье место в Санкт-Петербурге на конкурсе с красноречивым названием «Забавный памятник». С тех пор эта «забавная» фигурка тиражируется как сувенир, украшает различные томские офисы, издания, телевизионные заставки, собирает доверчивую публику на «Чеховские пятницы». Голоса несогласных – а их в Томске немало! – звучат все реже и реже. А «людей в футлярах» становится все больше и больше. Они не видят или не хотят видеть, что бронзовый уродец, напоминающий Чехова, не случайно поставлен у стен по-купечески солидного красно-кирпичного «Славянского базара», да еще и без постамента, прямо на набережную. Здесь он сильно напоминает пропившегося до босых ног «местного интеллигента», выставленного за дверь питейного заведения. И это в Губернаторском квартале, который по закону о нем (цитируем): «представляет собой исторически сложившийся центр города Томска, в котором расположены важнейшие административные здания, объекты социального и культурного назначения, а также памятники истории, культуры и архитектуры, образующие историко-культурный заповедный район города». 
Вот и в этот закон изделие Усова ну никак не вписывается.
Тамара КАЛЁНОВА.
Сергей ЗАПЛАВНЫЙ.  

комментарии
Имя
Комментарий
2 + 2 =
 

634029, Томск,

пр. Фрунзе, 11-Б