29 октября 2018 года страна будет праздновать 100-летие ВЛКСМ – Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи. Это событие отметит и Томская область. Еще в июне 2017 года создан оргкомитет и утвержден план мероприятий, посвященных юбилею комсомола. Почему вдруг в России решили вспомнить об организации, формально не существующей уже почти 30 лет? Что значил комсомол для страны и судеб миллионов молодых советских людей? Чем жила томская областная комсомольская организация в 70-е – 80-е годы ХХ века? На эти и другие вопросы мы попросили ответить Сергея Дмитриевича Кузнецова, который возглавлял Томский обком ВЛКСМ в 1985-1990 годах, работал до этого вторым секретарем обкома, первым секретарем Стрежевского горкома комсомола, являлся одним из лидеров стройотрядовского движения в регионе.
- Сергей Дмитриевич, откуда эта «комсомольская ностальгия»? Последним комсомольцам, принятым в союз в 91-м году, сегодня уже за сорок. Нынешнее поколение молодежи даже не знает, кто такой Павка Корчагин и зачем когда-то «закалялась сталь». Что это, вариации моды на все советское или все-таки нечто глубинное?
- Заметьте, по КПСС так не ностальгируют, как по комсомолу. Значит, было что-то в этой организации фундаментально хорошее, светлое. Когда мы говорим о комсомоле, первое, что приходит в голову – это комсомольские стройки, освоение целины, БАМ, студенческие строительные отряды, комсомольско-молодежные бригады, пионервожатые… Что в этом плохого? Когда комсомол обвиняют в заидеологизированности, это ерунда, ничего в нем не было сверх того, чем накачивалась молодежь в школах, училищах, вузах. Эта была государственная система, которая проводила идеологию через обществоведение, историю КПСС, исторический и диалектический материализм и другие предметы. Комсомол, наоборот, предоставлял молодым людям возможность уйти от идеологии и заняться конкретными делами. Студенты, например, могли пойти в ССО, педагогические отряды, оперотряды, какие-то творческие или научные молодежные структуры. Сейчас вот много рассуждают о социализации, социальных лифтах для молодежи. Недавно администрация президента провела масштабный конкурс «Молодые лидеры России» по поиску талантливых управленцев. В ВЛКСМ такая работа проводилась повседневно, в системном режиме. Был такой лозунг: комсомол - боевой резерв и надежный помощник партии. Существовала жесткая система подбора и расстановки комсомольских кадров. На всех уровнях. Ближний резерв, дальний резерв… Существовала система работы с этими кадрами: школы, курсы, академии. Комсомол был тем самым социальным лифтом для большинства будущих руководителей. Хорошей профессиональной управленческой школой.
- Но ведь были и формализм, и заорганизованность, и пресловутые «принципы демократического централизма»…
- О заорганизованности говорят, как правило, люди, которые в принципе не приучены ни к какой дисциплине. Для них любая организация – это заорганизованность. Что касается демократического централизма, я до сих пор назубок знаю все его пять принципов и не вижу в них ничего противоестественного по отношению к демократии. Это простые и понятные вещи. Скажем, «выборность руководящих органов снизу доверху». Однозначно соблюдалось. Выбирали всех – от комсоргов до первого секретаря ЦК, причем с уровня крупных комитетов комсомола, райкомов и выше не просто - раз и руку подняли, а только тайным голосованием. «Периодическая отчетность комсомольских органов перед своими организациями и вышестоящими органами» - здесь тоже все понятно. Существовала система отчетов и выборов. Раз в год или два проходили отчетно-выборные собрания, конференции, раз в пять лет – съезд. «Обязательность решений вышестоящих органов для нижестоящих» и «строгая комсомольская дисциплина и подчинение меньшинства большинству» - без этого нельзя. До принятия решения высказывай любое мнение, но, извините, когда проголосовали, надо исполнять. Говорят, надо всегда учитывать позицию меньшинства. Учитывать надо, но не до абсурда, когда меньшинство может заблокировать любое решение. Тогда никакого управления нет, оно разрушается. Наконец, еще один принцип: «Коллективность в работе и личная ответственность каждого члена ВЛКСМ за выполнение своих обязанностей». Разве эти принципы не применяются сегодня в любой организации, вплоть до коммерческих предприятий? В иных корпорациях сегодня такая жесткая дисциплина, как говорится, шаг вправо, шаг влево – «расстрел на месте». Комсомолу и не снилось такое.
- Сергей Дмитриевич, а как начиналась ваша комсомольская карьера?
- Я вступил в комсомол в Чите ровно пятьдесят лет назад, в феврале 1968 года. Почти сразу меня избрали комсоргом класса, потом секретарем комитета комсомола школы, потом членом бюро райкома… Когда я приехал в Томск и поступил в ТИРиЭТ (ныне – ТУСУР), спрятаться от какой-либо комсомольской нагрузки уже не мог, потому что система не позволяла. Была учетная карточка, которую выслали следом за мной, а там все записано – весь мой комсомольский послужной список. Поэтому в комитете ВЛКСМ института мне сразу сказали: иди сюда! Сначала возглавлял штаб «Комсомольского прожектора», потом учебно-воспитательную комиссию, затем полностью погрузился в стройотрядовское движение. В стройотряд я первый раз съездил в 1972 году рядовым бойцом, в 1973-м – комиссаром отряда, в 1976-м – командиром. В 1977 году мне предложили возглавить зональный отряд, насчитывавший 650 бойцов…
- Движение студенческих строительных отрядов – один из ярких моментов в истории комсомола, не случайно оно пережило все катаклизмы эпохи и сейчас активно развивается, пусть и не в тех масштабах, что в советское время. Вы его знаете изнутри, скажите, чего тогда было в стройотрядах больше – романтики, энтузиазма или все-таки здорового прагматизма, желания побольше заработать денег?
- Это было движение, востребованное временем. На крупных стройках, которых насчитывались десятки по всей стране, существовал страшный дефицит кадров, особенно рабочих, особенно в летний сезон, когда людей надо было отправлять в отпуска… У нас в Сибири этот дефицит ощущался острее и усугублялся коротким летом. В течение трех-четырех месяцев, до снега, нужно было успеть построить дороги, коммуникации, дома, выполнить благоустройство. Поэтому студенческие стройотряды стали спасением для строительных предприятий, работавших на севере, в отдаленных районах. За отряды шла настоящая драка. И студентам хорошо – прекрасная возможность подзаработать. Я прошел все ступени в ССО, и эти нюансы хорошо знаю. Помню, в 1976 году наш отряд насчитывал 100 бойцов, и моя задача, как командира, была набрать как можно больше объемов работ. Основной договор заключили с трестом «Томскнефтестрой», но я понимал, что нормальных денег не будет при отсутствии в отряде квалифицированных специалистов – каменщиков, плотников и так далее. Поэтому были у нас и «левые» объекты, за которые мы брались «до кучи». Мы строили в Стрежевом городской молокозавод, очистные сооружения, скотоубойный пункт аж на 200 голов в сутки – вот дурь была, такого количества скотины во всей области трудно найти. И помимо этого параллельно строили еще два общежития, какие-то заборы (на куртках бойцов красовались шутливые нашивки «Стрежевойзаборстрой»). Приходила баржа с комбикормом – становились грузчиками, тягали мешки по сто килограммов. Все заработанные деньги направлялись в общий котел и потом распределялись по количеству трудодней и КТУ - коэффициенту трудового участия, в пределах от 1 до 1,3. Большинство студентов – не из зажиточных семей, скромного достатка. Возможности подзаработать во время семестра было мало – кто устроился сторожем или кочегаром, считай, – повезло. Стройотряды давали возможность значительно поправить свое материальное положение. В тот сезон, например, мои бойцы заработали примерно по 900-1200 рублей. Я привез с севера почти 1500 рублей. Для того времени – огромные деньги, для сравнения: мой месячный оклад младшего научного сотрудника после окончания института составлял 90 рублей. Но и вкалывали мы, дай Боже! Рабочий день с 8 утра до 22 часов, почти без выходных и проходных. Тяжелейший изматывающий труд. Помню, когда трудился еще рядовым бойцом, работали на растворобетонном узле, делали бетон, и, когда подъезжал «МАЗ» с огромным кузовом, – нам становилось плохо. Надо было лопатами накидать песок, гравий, на каждый ковш по два мешка цемента, который таскали со склада на носилках. Пальцы не держали, приходилось подвязывать ручки носилок к рукам. При этом – дичайший гнус, на коже – ни одного живого места! Так что каждый рубль доставался непросто.
Но при этом была и романтика! Были и песни у костра, и агитбригады, и конкурсы, и концерты. Была настоящая дружба. Но основное все-таки – работа.
Стройотряды были и хорошей школой управления. Посмотрите, сколько руководителей вышло из ССО: Иван Кляйн, Евгений Рубцов, Александр Черевко, Евгений Чойнзонов. Сергей Жвачкин тоже прошел через стройотряды.
- А как вы стали профессиональным комсомольцем, то есть человеком, получающим за свою комсомольскую работу зарплату?
- По воле случая. К карьере в комсомоле я не стремился, меня больше привлекала наука. Я даже в партию не вступал, хотя приглашали, поскольку прекрасно знал: станешь членом КПСС, себе принадлежать уже не будешь. Под козырек и – как приказала партия. У меня были хорошие перспективы, я работал в ТИАСУРе на кафедре у известного томского ученого, профессора Григория Абрамовича Воробьева, готовился к поступлению в очную аспирантуру. Но однажды (это было в 1978 году) меня пригласили в партком института и поставили вопрос ребром: либо вступаешь в партию, либо мы тебя убираем с должности командира зонального строительного отряда. Я бросить отряд не мог, пришлось писать заявление о приеме кандидатом в члены КПСС. Через год меня приняли в члены партии, и буквально через несколько дней вызывают в обком, к заведующему орготделом Евгению Андреевичу Вологдину. Обком партии располагался тогда еще в старом здании, на Нахановича, где сейчас художественный музей. Прихожу. Вологдин меня с порога спрашивает: «Партбилет с собой?». «Конечно, - отвечаю, - без партбилета не пропустили бы». Он смеется: «Вот и не забывай, что он у тебя в кармане». И сразу в лоб: «Есть мнение направить вас в Стрежевой. Это теперь город, там созданы горкомы партии и комсомола. Первым секретарем горкома ВЛКСМ работает Леонид Влесков, но он вскоре переходит на партийную работу, вы его должны сменить. Немедленно вылетайте в Стрежевой для беседы с первым секретарем горкома Виктором Ильичом Зоркальцевым». Я стою в шоке. Говорю, мол, мне бы время подумать, посоветоваться. Он мне: «Хорошо, подумайте. До завтра, до 8 утра».
Выхожу из обкома в стрессовом состоянии: ничего себе, крутые виражи. Еду к Воробьеву, своему научному руководителю, посоветоваться. Он мне с грустью говорит: «Ничего не поделаешь, Сережа, надо ехать. Откажешься – все равно аспирантуры тебе не видать, не дадут тебе туда поступить». Так вот и закончилась моя научная карьера, практически не начавшись.
- Получается, система одновременно и ломала судьбы, и служила трамплином для новых карьерных высот…
- Получается, что так. Забавно, что и моя комсомольская карьера могла завершиться в самом начале. Как сейчас помню, прилетаю в Стрежевой 10 мая 1979 года. После стройотрядовского сезона я хорошо подзаработал, и, как говорится, «прибарахлился» - купил себе шикарный немецкий костюм «под джинсу», голубого цвета, с накладными карманами. Японскую рубашку на заклепках. Чешские «цебовские» туфли. Моднючий белый плащ. Для визита к Зоркальцеву вырядился во все это. Воротник рубахи поверх костюма, волосы длинные. Заходим с Влесковым в кабинет к первому секретарю. Зоркальцев встретил, мягко говоря, неприветливо. Не поздоровался, сесть не предложил. На меня не смотрит, говорит, обращаясь к Влескову: «Леонид Николаевич, а что, у тебя единственный галстук?». Тот отвечает, что нет, конечно, есть еще другие. Зоркальцев с металлом в голосе говорит: «Так почему ты Кузнецову не одолжил свой галстук и в таком виде привел его на разговор с первым секретарем горкома партии?».
Я был готов сквозь землю провалиться. Дикое желание было повернуться и уйти. Если бы такой разговор состоялся не в Стрежевом, а в Томске, я так и сделал бы, но там – куда деваться!
Сделав паузу, Зоркальцев повернулся ко мне и сказал: «Ты понял?». В общем, преподал первый урок дресс-кода. Галстуки я не снимаю до сих пор.
- А как в те времена становились первыми секретарями обкома ВЛКСМ? Расскажите на собственном примере.
- В Стрежевом я отработал четыре года. Хорошее было время, много чего удалось сделать. Зимой 1982 года в Томске проходила областная комсомольская конференция, в перерыве меня пригласили в кабинет первого секретаря обкома ВЛКСМ, там находились секретарь ЦК комсомола Юрий Дергаусов и наш томский летчик-космонавт Николай Рукавишников. И мне сообщили, что накануне на заседании бюро ЦК ВЛКСМ Стрежевская городская комсомольская организация была признана лучшей в Советском Союзе. И что завтра делегация ЦК вылетает в Стрежевой, чтобы вручить нам переходящее Красное знамя. В торжественной обстановке. Я тут же позвонил Зоркальцеву, поскольку организовать за сутки такое мероприятие силами одного горкома комсомола было невозможно. Виктор Ильич сказал мне: «Не беспокойся, все сделаем!». И на следующий день действительно, когда мы приехали в Стрежевой вместе с высокими гостями, нас ожидал переполненный зал ДК нефтяников, собрались все руководители города, предприятий и организаций, ветераны, общественники. Яблоку негде было упасть. И вот в этой торжественной обстановке Юрий Дергаусов и Николай Рукавишников вручили нам знамя.
Видимо, это общесоюзное признание работы нашей организации послужило основанием для моего «кадрового вопроса».
День, когда я узнал о своей новой должности – второго секретаря Томского обкома комсомола, оказался весьма памятным. Накануне к нам в Стрежевой приехал заведующий сектором ударных строек отдела рабочей молодежи ЦК ВЛКСМ Сергей Бабкин, я повез его на Васюган – и поработать, и немного отдохнуть, порыбачить. Рыбалка не задалась. Приехали в Катыльгу, там у НГДУ «Васюганнефть» был гостевой дом. Настроение у нашего гостя неважное, рыбы нет, а тут еще селят в какую-то избу с деревянным туалетом во дворе. Я-то знал о некоторых особенностях хозяйства Фанзиля Галимзяновича Гарипова, который командовал тогда васюганским нефтегазодобывающим управлением, но помалкивал. Бабкин в тоске направился в туалет, возвращается повеселевший. Представляешь, говорит мне, там настоящий унитаз, бра на стенке, финские обои и линолеум! Заходим в избу, а там тоже – шик и блеск, плита в полдома, на ней что-то шкворчит, жарится, парится, на столе – рыба в любых видах. Короче, вечер удался. Утром поехали на промысел, но на выходе меня отлавливают: срочно необходимо вернуться в Стрежевой, уже в 11 утра меня ждет Зоркальцев! Я: «Как же я так быстро вернусь?» Мне говорят: «Вертолет за тобой уже летит». Прилетаю в Стрежевой, сразу в горком. Зоркальцев меня огорошивает: состоялось бюро обкома КПСС, тебя рекомендовали на должность второго секретаря обкома ВЛКСМ. Сегодня в 17 часов тебя ждет для беседы Лигачев.
Я снова в аэропорт, из-за меня там задержали рейс на Томск. Прилетаю в Богашево, там уже стоит обкомовская машина. В общем, без двух минут пять я у дверей кабинета Егора Кузьмича. Лигачев встретил приветливо, сообщил о решении бюро, поинтересовался моими жилищными условиями (в Стрежевом жил с женой и маленькой дочкой в малосемейке, потом сдал ее сотруднику горкома комсомола). Сказал, по квартире порешаем, а сейчас – срочно в Москву вечерним рейсом, завтра в 9 утра тебя ждут в ЦК партии.
Представляете, а я в Москве ни разу не был! Даже не знал, как до этого ЦК добираться на метро. Вечером лечу в столицу и сам себе не верю: еще утром я был на Васюгане, среди болот и тайги, а через несколько часов буду в Москве…
После всех согласований на пленуме обкома комсомола меня выбрали вторым секретарем. А через три года, в 1985-м, я возглавил обком ВЛКСМ.
- Помнится, в 80-е годы шутили: чтобы стать первым секретарем областного комитета комсомола, нужно иметь фамилию на «Ку», потому что до вас эту должность занимали Виктор Купрессов и Валерий Курбатов…
- Первым из руководителей Томского обкома комсомола, с кем я взаимодействовал, был Юрий Сажнев. Очень яркий человек. Познакомился я с ним при интересных обстоятельствах. Это был, наверное, год 1977-й, апрель. Я работал на факультете электронной техники ТИАСУРа, наша кафедра располагалась в корпусе в районе Южной. Вызывает ректор института Чучалин. Приезжаю. Иван Петрович говорит: «Состоялось заседание городского штаба по ЧС. Складывается опасная паводковая ситуация. Томь выходит из берегов, под угрозой затопления район Московского тракта. Принято решение срочно строить дамбу из мешков с песком, подняли курсантов училища связи, но нужно еще не менее 600 человек. Сможешь в течение полутора часов поднять своих стройотрядовцев? Что для этого надо?». Я говорю: «Нужны две вещи: право сорвать бойцов с занятий и подогнать 6-7 автобусов к общежитиям на Южную». Чучалин сказал: «Даю тебе все права. По автобусам озадачу город». Я быстро собрал членов штаба нашего отряда, распределились – кто, где, кого оповещает. Договорились собраться через час на хоккейной коробке на Южной. Когда я туда подъехал, смотрю: народ уже цепочкой подходит к спортплощадке. Ровно через час все построились, с флагами, с отдачей рапортов, как полагается, затем погрузились в автобусы. На берегу Томи уже нас ждали самосвалы с песком, мешки и все необходимое. В общем, соорудили дамбу. Задачу выполнили.
На следующий день меня снова приглашают к ректору. Прихожу, а у него в кабинете – первый секретарь обкома комсомола Юрий Сажнев. И разговор у них с Чучалиным довольно острый: Иван Петрович настаивал на немедленном снятии секретаря комитета комсомола ТИАСУРа. Оказывается, вчера ректор сначала вызвал именно его, чтобы решить вопрос о срочном привлечении студентов на борьбу с паводком. Комсомольский вожак института заявил: «Да что вы, это нереально, никто этого за такое короткое время не сделает!» Чучалин взъярился и связался со мной. А потом позвонил Сажневу и сказал, что с этим человеком больше работать не будет, потому как подвел в критической ситуации. И Сажневу пришлось с ним согласиться.
Потом Юрий Михайлович работал в аппарате ЦК ВЛКСМ, в партийных органах Узбекистана, с 92-го года в различных коммерческих структурах. В последние годы занимался строительством объектов зимней Олимпиады в Сочи. Умер перед самыми играми, в электричке по дороге на работу…
Виктора Купрессова я знал не очень много. Один раз он приезжал к нам в Стрежевой, я брал у нефтяников вертолет Ми-2 и целый день показывал ему, как мы занимаемся производством витаминно-травяной муки (чем только комсомол в те годы не занимался!). Потом Купрессова направили на учебу в Академию общественных наук при ЦК КПСС, первым секретарем стал Валерий Курбатов, а я – вторым. С Курбатовым работать было легко. Он мне давал широкие полномочия, каждый занимался своими направлениями. В 85-м его направили на строительство Кедрового, а меня избрали первым секретарем.
- Вы руководили обкомом пять лет, причем в самый сложный, наверное, период для комсомола: перестройка, смена вех, революционные настроения… Что было самым ярким?
- Начиналось все на позитиве. Было воодушевление в обществе, раскрепощенность. Работать было интересно. Первое, с чем мы столкнулись, – это стремительный рост всевозможных неформальных молодежных объединений. Самоорганизовывались самые разные группы: участники военных действий в Афганистане, поклонники самодеятельной песни, кавээнщики, туристы, любители экстремальных видов спорта, рокеры, брейкеры и так далее. Когда мы стали с ними взаимодействовать, то увидели, что им, по большому счету, от нас ничего не нужно, они все делали сами. Но единственное, о чем нас просили – это помещения и легализация возможности зарабатывать на свою деятельность. Появилась идея создания фондов молодежных инициатив, они были организованы при всех райкомах. У нас в Томской области появился молодежный хозрасчетный центр «Томич» в составе 14 объединений разной направленности. Его возглавил Юрий Гурдин, ныне – заместитель губернатора. Там были ателье молодежной моды, созданное на базе профтехучилища №13, клуб КСП «Пьеро», конно-спортивный клуб и другие. Тогда же появились центры научно-технического творчества молодежи. И МЖК – молодежные жилые комплексы.
Идея МЖК принадлежит свердловчанам, я о ней услышал на одном из пленумов ЦК ВЛКСМ. Идея красивая – создание силами молодых людей нового социума, новой системы организации жизни, когда в одной связке находятся и жилой дом, и детский сад, и школа, и спортплощадки, и какие-то досуговые учреждения. В Томске идеологами этого движения были Олег Кушелевский, председатель МЖК Томского нефтехимического комбината, и Сергей Поляков, возглавлявший МЖК домостроительного комбината.
Для меня эта идея была ценна тем, что позволяла две темы соединить. Как в стройотрядах, где и романтика, и возможность заработать, так и в МЖК – это и новый молодежный социум, и решение острейшей для того времени жилищной проблемы. Получить свое жилье молодому человеку тогда было совершенно нереально: на предприятиях существовали многотысячные очереди, ждать вожделенной квартиры надо было лет 15-20. Была и третья тема – возможность существенно нарастить объемы производства стройматериалов. Предприятия стройиндустрии – заводы крупнопанельного домостроения, железобетонных конструкций, кирзаводы - работали в одну, в лучшем случае, в две смены. Рабочих рук не хватало.
Движение МЖК было реальным подспорьем. Суть в чем: молодые люди добровольно на полтора-два года либо полностью уходили на стройку, на заводы стройиндустрии, либо как-то совмещали это с основной работой. В общем, своим трудом вкладывались и по результатам получали квартиру.
Идея воплощалась в жизнь сложно. Когда я пришел с просьбой о поддержке МЖК в Томской области к Виктору Ильичу Зоркальцеву, который тогда был первым заместителем председателя облисполкома, он мне буквально в лицо швырнул проект решения со словами: «Ты что, хочешь плодить дармоедов? Это как так: за полтора-два года своя квартира, когда люди по десятку лет ожидают очереди?». Я ему: «Иначе нельзя, Виктор Ильич! Ведь если отвлечь, например, от науки молодого ученого больше чем на два года, он утратит свою квалификацию. Мы ведь не хотим превратить кандидатов наук в каменщиков и бетонщиков на всю оставшуюся жизнь». Но Зоркальцев и слушать не хотел. Тогда я пошел напрямую к первому секретарю обкома партии Александру Григорьевичу Мельникову и тот, мгновенно оценив идею, тут же от руки набросал проект решения секретариата обкома о поддержке движения МЖК в нашем регионе.
Конечно, в тех условиях в полной мере реализовать идею молодежных жилых комплексов не удалось. Слишком дорого это было и накладно. Очень близко к ней подошли в МЖК ДСК на улице Елизаровых, где к домам пристроили Хобби-центр. Я настоял на трансформации идеи МЖК в программу «Свой дом – своими руками». Меня считали чуть ли не предателем, но надо было просто быть реалистом: построить дом все-таки легче, чем комплекс «дом-детсад-школа и так далее». И удалось по программе «Свой дом – своими руками» построить немало объектов, как в областном центре, так и в районах области. В 1988 году каждая шестая сдаваемая в области квартира распределялась молодой семье в рамках этой программы.
- Как заканчивался комсомол?
- Тяжело, к сожалению. Но когда он был ликвидирован, я уже не работал в комсомоле. В 1990 году перешел в обком партии после 11 лет на освобожденной комсомольской работе. Правда, еще успел побыть сопредседателем оргкомитета по созданию комсомола Российской Федерации. И все шло к тому, чтобы на первом съезде меня избрали первым секретарем. Но мне уже было под сорок, и жена меня остановила. Она сказала очень просто: «Посмотри на себя в зеркало!». Лысина была уже тогда очень заметна!
К этому времени, пожалуй, все было уже предопределено, хотя отслеживать умирание всегда сложно. Началось все с вырождения в кадрах. На первые роли выдвинулись люди, которые совершенно не соответствовали качествам настоящих лидеров. Секретарями комитетов комсомола разного уровня становились те, кого раньше и инструкторами не взяли бы.
В августе 1991 года по партии и комсомолу был нанесен мощнейший удар. И те, кто работал тогда в комсомольских органах, больше думали не о сохранении организации, не о какой-то ее трансформации, а больше о том, куда бы пристроить имущество комсомола, машины, деньги.
- Чего все-таки больше было в комсомоле – плюсов или минусов?
- От меня негатива в адрес комсомола не услышите. ВЛКСМ был системообразующей молодежной организацией, она - неразрывная часть истории страны, участник всех ее достижений и побед. Когда я стал первым секретарем обкома, томская областная организация насчитывала 142 тысячи комсомольцев. И еще 60 тысяч пионеров. Огромнейшая армия, и каждому комсомол давал возможность самореализации в жизни, представлял опору и ценностные ориентиры. Когда все это было разрушено, что пришло взамен? Ничего.
Я недавно был на встрече с нынешними комсомольцами. Их мало, но они есть. Мне даже грамоту выдали. Эта встреча напомнила мне заседание марксистского кружка в начале двадцатого века. Молодые ребята с горящими глазами делали доклады на основе трудов классиков марксизма-ленинизма, пытались на этой базе оценивать происходящее. Мне их жаль, и одновременно я ими восхищаюсь – потому что у них есть убеждения, идеология, принципы. Они им следуют и они по-своему счастливы. И я желаю им успехов и удачи. В беспринципном мире, на мой взгляд, только люди с твердыми убеждениями могут предотвратить распад и построить что-то новое.
Беседу вел Сергей НИКИФОРОВ.