С недавнего времени в обществе поднялось некое волнение, даже не волнение, а так себе, легкая рябь, по поводу тяжкой доли солдат и офицеров вражеских армий, попавших в советский плен.

Пишу «вражеских», ибо пора говорить правду, не оглядываясь на Варшавский договор, дружбу народов, вставших на социалистический путь, и прочие дипломатические умолчания. В числе примерно двадцати миллионов граждан цивилизованной Европы, «нанесших визит» в СССР в 1941-м и последовавших годах не для отдыха и развлечений, а с целью грабежа, присвоения наших богатств, истребления нашего народа, уничтожения городов и сел, насилия и иных зверств, были вовсе не одни только немцы. Гитлеру верно служили еще и румыны, финны, словаки, итальянцы, испанцы, бельгийцы, нидерландцы, французы, люксембуржцы, датчане, норвежцы. С особой жестокостью выслуживались венгры и хорваты. Несколько сот тысяч поляков защищали от Красной Армии германский фашизм и даже Берлин нисколько не менее мужественно, чем в сентябре 1939-го от немецкой армии польскую демократию и даже Варшаву. Были еще и «свои» эстонцы, латыши, литовцы, украинцы, русские и иные власовцы, красновские казаки и прочие непрошеные гости и собственные предатели. Они верили Гитлеру и никак не предполагали, чем эта вера кончится. Половина из них лежит в нашей земле и на территории освобожденной Европы. Немало попало в плен, некоторым из них повезло: к концу 1949 года СССР репатриировал более трех миллионов военнопленных разных национальностей (это не считая шестисот тысяч японцев, их пленение и репатриация – особая тема). Почти шестьдесят тысяч вовремя сообразили, что штыки надо повернуть в другую сторону, и в последние месяцы войны воевали на нашей стороне, им многое простили. Около двадцати тысяч признаны военными преступниками, а не военнопленными, их судили, некоторых - казнили, некоторые отбывали приличные сроки заключения. Немало пленных умерло от ран, болезней и дистрофии, особенно из числа тех, кого захватили воины Рокоссовского под Сталинградом. Концлагерь – не дом отдыха, туда не приглашают, а приводят под конвоем. А тому, кто якобы не очень хотел воевать, но его призвали, и он, бедолага, оказался в плену, стоит напомнить об избавлении от куда более естественного и закономерного приговора - смерти в бою. Мы вас не звали!
Политики и историки спорят о цифрах боевых и иных потерь, рассматривают всякого рода примеры, говорят о заслугах и преступлениях сторон. Да, все было, но меня мало интересуют эти проблемы, ведь главное-то, как великолепно поет любимый мною Олег Борисов: «И все-таки, и все-таки, и все-таки мы победили!» Мы победили, а не они! И мы, именно мы, а не американцы с англичанами взяли Берлин, а не они Москву! Остальное нам навязывают в виде разного сорта фальсификаций и провокаций.
…А передо мной август 1945 года. Поречье, небольшой  поселок примерно в трехстах километрах от Свердловска. Мы, первокурсники расположенного в Ирбите военного училища, раскинули палатки в лесной делянке Уральского военного округа. Учеба должна была начаться 1 сентября, а до ее начала нас, добровольно пошедших в армию 1 июля, послали заготовлять лес для нужд округа. Что такое работа на лесоповале, наши читатели, надеюсь, знают, но в Поречье была особенность: рядом с нами находился лагерь немецких военнопленных.
Не могу знать подробностей, но, похоже, что это были последние «защитники Берлина», апрельские пленные примерно трех сортов. Во-первых, наши ровесники, мальчишки, у которых отобрали фауст-патроны, а потом вместо того, чтобы выпороть русским солдатским ремнем  и отправить к маме (так когда-то было показано в старом советском фильме), послали в Сибирь. Во-вторых, явно штатские старики, которые едва держали в руках пилы и топоры, не очень хорошо представляю, как они управлялись с автоматами и винтовками. И самая интересная группа, уж не знаю, как оказавшихся  в столице рейха моряков-подводников, пилотки которых украшали крошечные субмарины. В лагере ношение каких-либо наград и знаков с нацистской символикой, естественно, запрещалось, но эти значки свастик не содержали.
Немцы заготовливали лес. В коротких перерывах мы частенько вместе покуривали, сидя на одном бревне. Им давали бийскую махорку, от которой даже у заядлых курильщиков слезы выскакивали. А нас почему-то в то лето снабжали легким румынским табаком, аккуратные такие пакетики. Немцы с удовольствием набивали этим табачком свои трубки, а мы крутили самокрутки с махоркой. Философствовали, обсуждали мировые проблемы, действия советских войск в Маньчжурии и сибирский климат. «Правда, что у вас тут мороз бывает до 50 градусов? И снег по пояс? Неужели и зимой работают? О, mein Gott!..» Им предстояло «погостить» в Поречье  три зимы: пленные были твердо убеждены, что Сталин выполнит свое обещание и отпустит их по домам ровно через три  года после капитуляции Германии, то есть 9 мая 1948 года. Не знаю, давал ли Верховный такое обещание, но мы тоже в это верили, и, забегая вперед, скажу, что почти не ошиблись.
Немцы, особенно моряки, прилично владевшие английским и слегка - русским, ехидничали по поводу нашего немецкого: как же это, господа юнкера не владеют языком основного противника. Мы, конечно, отбивались тем, что знание английского не помогло офицерам вермахта остановить англичан и американцев ни в Африке, ни в Италии, ни в Нормандии, но, честно говоря, стыдновато было. Естественно, о войне в Европе почти не говорили. Более  того, с обеих сторон не чувствовалось взаимной ненависти, а вот интерес друг другу, обыкновенный человеческий интерес, существовал.
Пленные вели себя, по-видимому, хорошо, конвоя почти не было, побегов – нелепых, куда же отсюда убежишь – тоже не было. Нам говорили, что пытаются убежать те, кто виновен в конкретных преступлениях, МВД и СМЕРШ их выявляют, забирают из лагеря и предают суду. Таким нечего терять, они и пытаются скрыться. Рассказывали, что какая-то группа сумела бежать, и в Кольцово (Свердловский аэропорт) захватить гражданский «Дуглас». Но где-то в Горьковской области самолет то ли сбили, то ли посадили. Наверное, легенда. А не легенда, а факт - иное.
Пленные были здоровы и сыты! Я это видел. Во всяком случае, тяжелая работа в лесу была обеспечена, не деликатесами, конечно, но держать топоры и пилы многие могли крепко. Нас тогда обеспечивали питанием по так называемой девятой норме (следующая по своим качествам за питанием подводников и летчиков), то есть кратно лучше пленных. Думаю, что миллионы моих сегодняшних сограждан были бы счастливы, имея такое довольствие. Деталей не помню, но, кажется, нам полагалось в день по 150 г мяса, 80 г рыбы, 40 г сливочного масла, куча овощей и картошки, и многое другое. До сих пор помню, что хлеб, черный и белый, не нормировался, он просто лежал на столе – это казалось неправдоподобным. Как это, сколько хочешь? Разве такое бывает?
Вообще в 1945-46 годах мы не знали и не чувствовали, что страна голодает - о здоровье будущих офицеров государство заботилось. А для основного населения это время было, может быть, самым тяжелым в ХХ веке. Наш народ был горд и счастлив великой Победой, но смертность от болезней и голода устрашала. А пленных обеспечивали лучше значительной части собственного народа, жители тогдашнего Поречья питались гораздо хуже немецких «лесорубов». Много лет позднее, будучи в Германии, мне приходилось беседовать с бывшими пленными (разумеется, не из Поречья). «Да, в плену было тяжело. Разлука с домом, с семьей, часто неизвестность, неуверенность в будущем. Нет, что вы, врачи были очень добросовестные. Голод? Нет! Здоровому мужчине всегда хочется чего-нибудь выпить и что-то еще съесть. С выпивкой не получалось, но кормили нормально».
Много лет позднее познакомился я с распоряжением заместителя наркома внутренних дел СССР С.Н. Круглова. Ссылаясь на наркома, он приказал немедленно (с 31 марта 1945 года) перейти на новые, более высокие  нормы питания военнопленных. НКВД СССР был обеспокоен высокой смертностью в лагерях для военнопленных! Вдумайтесь! Еще не кончилась война, армию надо обеспечивать, рабочим и крестьянам самим есть нечего, а Лаврентий Павлович… Распоряжение имеет гриф секретности, значит, его пропагандистская составляющая была равна нулю, ни советским, ни иностранным журналистам оно в руки тогда не попало. Такова была наша жизнь, таковы были наши нравы, и я, вовсе не собираясь расхваливать НКВД-МВД,  хочу, чтобы этот документ знали и уважали! Вы можете себе представить, чтобы кто-либо из заместителей рейхсминистра внутренних дел Германии Генриха Гиммлера захотел улучшить питание военнопленных в Маутхаузене, Освенциме или Равенсбрюке? За одну эту мысль его бы повесили!
А тут… Суточная норма: «Хлеб ржаной – 600 г, крупа разная – 90 г, мясо – 30 г, рыба - 80 г, жиры - 25 г, картофель – 600 г, овощи – 200 г» и даже чай  (правда, отмечено – суррогатный, то есть не цейлонский и даже не краснодарский, а так себе) - 2 г, а сахару всего-то 10 г, это чуть больше чайной ложки «с горкой». Нет, курорта генерал Круглов и маршал Берия немцам не обещали, но вчерашний вражеский солдат имел 600 граммов хлеба, а моя мама, бухгалтер, получала по карточке, как и все служащие, 400 граммов, в конце войны – 500. Добавлю, что в послевоенных лагерях нормы были еще несколько повышены, они в значительной степени стали зависеть от выполнения пленными плана работ.
Напомню еще об одном, недавно рассекреченном и потому более известном документе - «Положении о военнопленных», утвержденном И.Сталиным 1 июля 1941 года, то есть на девятый день войны. В нем, в частности, сказано: «Воспрещается оскорблять военнопленных и жестоко обращаться с ними», «Раненые и больные военнопленные, нуждающиеся в медицинской помощи или госпитализации, должны быть немедленно направлены в ближайшие госпитали», «Военнопленные в медико-санитарном  отношении обслуживаются на одинаковых основаниях с военнослужащими Красной Армии», «Военнопленные, привлекаемые к работе в различных отраслях народного хозяйства, получают зарплату в размерах, устанавливаемых Управлением НКВД СССР по делам  военнопленных и интернированных». И так далее, и тому подобное.
Уверен, что не все строки «Положения» исполнялись всегда и повсюду полностью, но исходная позиция очевидна: в СССР в военнопленных, в этих обезоруженных грабителях, все же  видели людей.
Будете читать это «Положение» - просмотрите на тоже давно рассекреченные документы германского командования, где сказано: «Большевистский солдат потерял всякое право  претендовать на обращение, как с честным солдатом, в соответствии с Женевскими соглашениями». Вот эта позиция, эта людоедская логика, моему поколению хорошо известна. Ведь в Европе, Америке, Австралии, во всем мире пока еще здравствуют многие солдаты и офицеры противника, побывавшие у нас в плену. А в Томске я знаю тех, кто участвовал в освобождении лагерей, но что-то давно не встречались мне освобожденные ими люди. Они ушли в мир иной раньше времени, измученные страданиями в гитлеровских лагерях, больные, ставшие инвалидами. Они  не думали, что их правнуки будут говорить о всепрощении, о «так называемом Сталинградском котле», где «пали невинные люди, служившие в России».
Увы, есть у нас люди, утверждающие, несмотря на занимаемые ими высокие посты, что, в общем-то, фашизм – дело прошлое, пора бы уж пожалеть и простить тех невинных агнцев, которых не очень хороший Гитлер погнал на Москву, Ленинград и Сталинград, и они, страдальцы, оказались в кошмарных сталинских лагерях. Неужели эти гуманисты и есть элита страны, а их дети – наше будущее? Если это так, то у России просто нет этого будущего. Но уверен – не так! Мы сможем жить мирно с правнуками оккупантов, бандитов, насильников и убийц, но обниматься с ними и выражать горестное сочувствие по поводу нанесенных им обид мы не обязаны. Да, совсем не надо начинать утро с проклятий тем, кто принес нам горе и смерть близких. Но мы ничего и никого не забудем, а преступлений – не простим.
Лев ПИЧУРИН.