Просматривая подшивки «Красного знамени» за 1929-1930 годы, обратил внимание на статью Исаака Нусинова, секретаря Томского окружкома ВКП(б), которую газета неосторожно опубликовала, за что впоследствии жестоко поплатилась. Отвечая за организацию кампании коллективизации в нашем крае, Нусинов высказывал смелые мысли, порой идущие вразрез с установками центра. В частности, с секретным циркуляром, подписанным 7 февраля 1930 года. Он предписывал окружкому выполнение мероприятий по ликвидации кулачества как класса на территориях, переходящих к сплошной коллективизации. В циркуляре особо подчеркивалось, что райкомы РКП(б) должны «точно придерживаться в проведении мер раскулачивания указаний настоящей директивы», установив «не на словах, а на деле постоянное руководство проведением этих мероприятий и организовав наиболее полную и точную информацию окружкома по этим вопросам не реже 1 раза в 10 дней».
Требования циркуляра, конечно, выполнялись, но секретарь не хотел делать это слепо, бездумно, лишь для «галочки». Исаак Соломонович был неординарным партработником, обладающим к тому же литературными способностями. Еще находясь в аппарате Сибкрайкома ВКП(б), он был в числе учредителей журнала «Настоящее», издававшегося в Новосибирске до начала 1930 года. На общем литературном фоне журнал представлял весьма оригинальное советское издание авангардистского типа с заметным «левацким» уклоном.
4 февраля 1930 года И. Нусинов решился на отчаянный, безрассудный шаг, впоследствии такое противостояние Александр Солженицын определил образным сравнением - «бодался теленок с дубом». Он отправил письмо И. Сталину совершенно «самоубийственного содержания»:
«Вы подменили собой Политбюро, - писал бесстрашный оппонент, - вместо разработки и применения теории марксизма-ленинизма в наших условиях, в наши дни – Вы стремитесь к созданию новых теорий нэпа, к новому повороту. Но, что гениально проделал В.И. Ленин в 1921 году, то Вам не удалось в 1930 г. Смилгинские идейки легли в основу нового поворота, и из этого ничего хорошего не получилось. Материальные предпосылки не соответствуют циркулярным директивам…»
Правда, примерно так же думало значительное число партийных и советских работников. В аппарате ЦК ВКП(б) даже существовала целая группа единомышленников, кто считал необходимым сместить с поста генерального секретаря И. Сталина. Именно их впоследствии причислили в члены координационного центра, так называемого «право-левацкого блока», которым руководил председатель СНК РСФСР Сырцов.
«Мы не создали в деревне мощной машинно-тракторной базы, семенной базы – колхозы родятся на мертворожденной почве, - продолжал заочный спор секретарь. - Разрыв между словами и базой колоссальный. Город же стонет от голода, жрать нечего – продовольствия нет. Положение рабочего с каждым днем ухудшается: рубль падает, расценки снижают и будут снижать, вычеты по займам. Что же получается? Мы уничтожим кулака и его материальную базу. Но заменить его не сумеем. Или же получится следующее. Бросим деньги в колхозы за счет кармана рабочего – иначе выхода нет. Денег, материальной базы и на колхозы, и на индустриализацию нам не хватает.
В городе чувствуешь это с каждым днем все острее, рубль падает катастрофически. Голодный рабочий не может угнаться за фантастическими… контрольными цифрами… Планы не реальны, и перенапряжены – вот в чем главная суть «срывов». Среди рабочих много чужаков, они-то главным образом и стремятся в партию. В «новом» много шкурничества, приспособленчества – ибо коренные рабочие, активно участвующие в производстве, дравшиеся на фронтах, – нынешней политикой партии недовольны. Среди партийцев глухое брожение, недоумение – беспартийные отходят и отдаляются от партии. Почему? Смилговские идейки, положенные в основу так называемой «сталинской» политики, ныне переросли в своеобразный троцкизм. Троцкизм издания 1930 года, троцкизм наших дней. Ваша политика не ленинская политика, а политика авантюр, скачков, рывков. Мы заскочили с коллективизацией, с ликвидацией кулачества как класса на два года. Мы обогнали материальные предпосылки. Политика авантюр может привести к гибели, нужен отбой. Иосиф Виссарионович, не переоценивайте себя, спуститесь к массам, прислушайтесь к их голосу…»
Легко представить, как мог отнестись к письму столь критического содержания И. Сталин. И действительно, он переслал его В. Молотову со своим комментарием, в котором не оставил камня на камне от доводов самоуверенного оппонента. Вот что он, в частности, написал: «Это письмо правого уклониста. Этот «уважаемый товарищ» состоит, оказывается, «научным сотрудником» в Комакадемии и преподает в МГУ. Этот «уваж. тов-щ» требует, чтобы его высекли в печати. Стоит ли? Думаю, что не стоит. Что можно тут предпринять? Не лучше ли будет, если Молотов вызовет его и отчитает? Я ему напишу в двух словах, что ответа по существу не будет, т.к. ответ правым уклонистам уже дан партией».
Подобный открытый вызов имел тяжелые последствия для Исаака Нусинова. В том же 1930 году совместным постановлением ЦК и ЦКК Нусинов был исключен из партии и арестован по обвинению в поддержке «блока Сырцова-Ломинадзе». Затем, правда, его освободили и 12 декабря 1930 года сослали в Алма-Ату, где он сначала работал зав. сводно-плановым и учетно-статистическим сектором и членом коллегии Наркомата земледелия, затем старшим научным сотрудником в Казахстанском НИИ животноводства. В Алма-Ате жил с женой Фридой Нусиновой, работавшей с 1934 года певицей в Казрадиокомитете.
Пострадали не только сотрудники газеты «Красное знамя», но и те рядовые члены партии, кто поддержал искренний человеческий порыв крупного партийного работника, посчитавшего, что имеет право на свое мнение и участие в дискуссии. На страницах «Красного знамени» началось настоящее шельмование Нусинова и «нусиновщины», поскольку таким клеймом совершенно незаслуженно стали обозначать деятельность партийных и советских работников, не во всем согласных с основной линией партийного и государственного строительства Советского Союза.
«Гнусных двурушников – за борт ленинской партии! Сильнее и крепче огонь на два фронта и по примиренчеству к уклонам!» Такая шапка предваряла опубликованные в газете выдержки из доклада тов. Эйхе на собрании краевого партактива 4 ноября 1930 года. «Двурушничество – самый злостный, самый гнусный метод фракционной борьбы, - метал с трибуны громы и молнии секретарь. – Двурушничество партия должна наиболее беспощадно пресекать… В последнее время разоблачена фракционная двурушническая группа Нусинова, Каврайского, Гальперина, Курса и других. Возглавлял эту группу Сырцов вместе с Ломинадзе…Что же предлагает тов. Сырцов? Пересмотреть нашу политику цен, повысить цены на промтовары. Изменение политики цен означает пересмотр проводимой партией политики по отношению к основной массе крестьянства. Предложение тов. Сырцова есть попытка столкнуть партию с того правильного пути, идя по которому она добилась огромных успехов. Партия должна решительно ударить по антипартийным вылазкам Сырцова и других. Будем сокрушительно бить по беспринципному оппортунистическому блоку…»
26 октября «Красное знамя» поместило критическую заметку, в которой говорилось о правооппортунистических вылазках в томской совпартшколе, скверном руководстве социалистическим соревнованием и ударничеством. Выступление газеты всколыхнуло всю партийно-комсомольскую организацию учебного заведения, о чем рассказал в своем репортаже «Без пощады вытравлять гнилое примиренчество к уклонам от партийной линии» Богданов. Бюро партячейки совпартшколы вынесло постановление, подтверждавшее справедливость выступления газеты. «Однако прошло две недели, - пишет корреспондент, - а парторганизация палец о палец не ударила, чтобы выполнить решения своего постановления. Секретарь партячейки Буторин заявляет: «Что же я могу сделать, если масса спит, не помогает, а я один не разорвусь…»
«Эти оппортунистические заявления очень знакомы, - комментирует журналист, - знакомы эти ссылки на «спящие» массы, знакома эта ложь. В действительности дело обстоит так: партруководство во главе с Буториным не может возглавить растущую активность курсантской массы… Не удосужились здесь обсудить фракционную вылазку оппортунистов-двурушников Нусинова, Каврайского, Рютина и других. В то время, когда вся партия и, в частности, ее томская организация клеймят этих предателей, усиливают борьбу на два фронта – партийцы и комсомольцы совпартшколы молчат…»
14 ноября 1930 года ячейка ВКП(б) при издательстве «Красное знамя» заслушала доклад о внутрипартийном положении и последних решениях о газете «Красное знамя». Общее собрание безоговорочно одобрило все мероприятия горкома и горКК, направленные на искоренение нусиновского наследия в работе газеты. Выступление на собрании комсомольцев Зельманова и Семынина ячейка расценивает как защиту исключенных из партии двурушников Степанова и Панкрушина…»
Николай Евдокимович Степанов был редактором газеты с марта по 21 октября 1930 года. Его заместитель Алексей Арсеньевич Панкрушин уволен 12 октября, а затем вместе с редактором исключен из партии. Их защитников Зельманова и Семыкина исключили из комсомола. По этому поводу газета писала: «…Они оказались неспособными постичь той простой истины, что решения городского партийного комитета, городской и краевой контрольных комиссий выражают волю партии, что эти решения не могут рассматриваться с точки зрения «верю, не верю». Всякая защита двурушников не может быть расценена иначе, как неспособность идти вместе с партией…». В решении партячейки «Красного знамени» поставлена задача о «необходимости быстрого оккумунизирования и орабочивания состава редакции…». Для быстрой перестройки работы в редакцию направлено три ответственных работника и новый заместитель редактора Николай Александрович Тарабыкин. Редакторские дела с 7 января 1931 года принял Сергей Григорьевич Тихонов, погибший на фронте в июле 1942 года.
Так закончилась одна из драматических страниц из жизни сотрудников «Красного знамени», долгое время вынужденных жить и работать в условиях повышенной требовательности к партийной бдительности.
Для Исаака Нусинова, опального партийного работника, спокойная жизнь закончилась еще в Томске. Человек, осмелившийся так безапелляционно критиковать генеральную линию партии и ее вождя, некоторое время оставался, что называется, «под колпаком». Однако 23 декабря 1936 года был вновь арестован и этапирован в Москву. Судьба его печальна и типична для тех лет разгула репрессий. Дни его были сочтены. 27 сентября 1937 года Военная Коллегия Верховного суда СССР приговорила И. Нусинова к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Место расстрела: Москва, Донское кладбище. Реабилитирован 26 апреля 1958 года постановлением Военной Коллегии Верховного суда СССР.
Владимир ФЕДОРОВ.