Мой друг Евгений Фролов (для меня – так просто Женька, Джонни) был человеком удивительных качеств. Сейчас, оглядываясь на 23 года, прожитых рядом с ним, и уже 17 – без него, понимаешь, что таких людей теперь встретить практически невозможно.
Почему? Ну, во-первых, нет уже той эпохи, последней советской эпохи, откуда мы были родом. Да, отчасти это были особые, оранжерейные условия, до предела закрытые от «тлетворного влияния» Запада. У прессы был жесткий фарватер, проложенный нашим рулевым – Коммунистической партией Советского Союза. С другой стороны, в отличие от нынешней пишущей и снимающей братии, мы были освобождены от поиска проявлений низменных человеческих пороков, сенсаций на крови и грязного белья.
С точки зрения тех времен Женька был практически идеальным журналистом. Из книг, газет, журналов и скудного телевидения (не поверите – тогда интернета не было вообще!) он черпал массу полезной и ценной информации и все это умудрялся держать в своей голове. История и литература, культура (особенно – театр и кино) и спорт – во всех этих самых популярных тогда темах он был большой дока. Его эрудиция не знала границ и очень помогала ему в журналистской и редакторской работе. Если возникал какой-то вопрос, спор, то проще всего было решить его, позвонив Женьке. Признаюсь, за почти 25 лет общения мне удалось лишь однажды (специально!) подловить Фролова на ошибке, чем я потом очень гордился (речь шла о том, что режиссером знаменитого фильма «Джентльмены удачи» был Александр Серый, а не автор сценария вместе с Викторией Токаревой и великий режиссер Георгий Данелия, как думали все, - и я случайно наткнулся на этот факт в Кинословаре). Остальные его познания и ответы были точны и безупречны.
Во-вторых, его незаурядные человеческие качества и таланты оборачивались большим достоинством в профессии журналиста. У Женьки была бездна обаяния. Заразительная улыбка, добрый юмор, живой, умный взгляд. Возможно, в чем-то помогало актерское мастерство, но главное шло от природы и души. Уже через несколько минут после знакомства люди чувствовали в нем родную душу, начинался откровенный разговор, шли живые детали, яркие фразы. Человек раскрывался во всем своем блеске. А что еще нужно для журналиста, готовящего статью, очерк или интервью?! Но самое удивительное (ведь журналистика – это море встреч, утекающих, как отливы, из памяти), что герои его публикаций оставались и дальше его близкими друзьями, каковых, как известно, много не бывает. Но ведь Женька-то был!
Я знаю, что его любили и считали родным человеком многие парни и девчонки из его студенческой группы и с родного филфака, и с Литературно-художественного театра, а потом – в редакции и в футбольной команде «Фомич». Но ведь у него было по жизни еще столько друзей из самых различных сфер. Причем он всегда искренне сопереживал, что-то советовал, поддерживал, прекрасно помнил все твои истории, проблемы и трещинки, радовался твоим успехам. Я знал многих его друзей из нашего круга. Но когда я открыл книгу «Сердце друга», выпущенную после его внезапной, оглушительной смерти в 41 год, то с удивлением прочел, что такой же родственной душой его считали и народный артист России, и заместитель мэра Томска, и ректор вуза, и известный спортивный деятель, и преподаватель филфака, и тренеры, футболисты, руководители команды «Томь». Думаю, в книге были собраны далеко не все.
Он был из первого набора кафедры журналистики, только что открывшейся тогда при Томском государственном университете. Женька был самым младшим в группе, где костяк составляли люди с жизненным опытом, работой в экспедициях, на заводах, в журналистике, службой в армии. Но и в этой талантливой плеяде Фролов – с виду домашний, ухоженный мальчик из провинциального Колпашево – быстро выдвинулся в число самых ярких личностей. Не только потому, что стал одним из лучших актеров факультета (исполнитель главных ролей и один из руководителей знаменитого Литературно-художественного театра, ведущий актер киностудии филфака), лауреатом конкурса чтецов и постоянным участником факультетской агитбригады. Женька быстро рос и как журналист – начиная со студенческой стенгазеты «Журналист», вузовской многотиражки и продолжая этот процесс на производственных практиках в газетах Колпашево, Тюмени и Томска, где он зарекомендовал себя сложившимся профессионалом.
Получив диплом об окончании университета, Фролов был распределен в главную газету области – «Красное знамя», которой он отдал 18 лет творческой жизни. Причем в газете он был самым молодым сотрудником, а в «Красном знамени» тогда работало целое созвездие великолепных журналистов. И практически каждый из них мог украсить любую ведущую газету страны (ну, кроме официозной «Правды»). И, кстати, многие потом успешно работали в крупнейших изданиях и агентствах. Но вчерашний студент (как и в вузе – вчерашний десятиклассник) смог уверенно вписаться в такой коллектив, а потом стать равным среди сильных. Женька умел учиться, быстро впитывать полезные знания, творчески подходить к делу. Плюс к тому – за его плечами был отличный, свежий багаж, полученный в Томском университете. Не только на кафедре журналистики, естественно, но и на лекциях, семинарах (и, безусловно, в живом общении!) блистательного преподавательского состава филологического факультета, а это Фаина Зиновьевна Канунова, Вера Михайловна Яценко, Эмма Михайловна Жилякова, Александр Сергеевич Янушкевич, Владимир Михайлович Костин и многие другие. Думаю, не случайно именно выпускники ТГУ стали достойной сменой корифеям «Красного знамени», принесли в газету не только молодой творческий запал, но и плоды того «разумного, доброго, вечного», что посеяла Альма-матер. И Евгений Фролов тут был, несомненно, в числе успешных первопроходцев.
Я помню, как нам вместе посчастливилось брать интервью в гостинице «Томск» у великого голкипера и человека Льва Яшина, кумира миллионов людей – в том числе и нашего с Женькой (мы оба болели за московское «Динамо», мечтали в детстве стать Яшиным и играли в воротах). Лев Иванович поразил своей простотой, человечностью, абсолютной «не звездностью» - не в пример большинству нынешних российских футболистов, и в подметки ему не годящемуся. 55-летний Яшин искренне рассказывал и про детство, и про карьеру, и запросто говорил: «Дядя Володя Чечеров поставил меня в ворота» или «Сандро Маццола перед пенальти дрожал, и я – тоже».
Редакционное задание от молодежной газеты у меня было: интервью на 200 строк. Утрамбовав продолжительный человеческий разговор в 5-6 вопросов, я рад был, что выбил еще 30 строк на полосе у ответственного секретаря, макетировавшего газету. А вот Женька, чуть повременив, выдал шикарное эссе (раз в 5 больше по объему моего интервью), куда вместил и откровения Льва Ивановича, и свое детское поклонение, и любовь болельщиков, и вратарские подвиги, и человеческие достоинства. Для меня это был очень полезный журналистский урок: как надо творчески подходить к делу, как надо уметь доказать руководителям редакции право на серьезную площадь в газете для такой статьи. Ведь у меня львиная доля разговора с самим Яшиным (!), кстати, единственный раз побывавшим в Томске, просто улетела в корзину.
Да, Женька умел ярко подавать свои материалы, и многие из них вызывали большой резонанс у читателей. Повторюсь, для той эпохи он был почти идеальным журналистом. Его эрудиция и знания позволяли ему на равных вести диалог с губернатором Виктором Крессом и с первым Президентом СССР Михаилом Горбачевым, с суперпопулярным депутатом Степаном Сулакшиным и с прогнозируемым тогда преемником Ельцина Борисом Немцовым, с американским писателем Майклом Давидоу, с известными артистами и знаменитыми спортсменами. А беседа с яркой звездой тех лет, певцом Валерием Леонтьевым, вдруг приобретала непривычный для эстрадных кумиров философский оттенок. Даже о скучном – про какие-то идеологические мероприятия и партийные дела – Женька умел написать интересно. В редакции это заметили, и Фролова «двинули» в зав. отделом пропаганды, позже он был и заместителем редактора бывшей партийной газеты, ставшей после путча 1991 года самостоятельным изданием. Но Женька всегда оставался в первую очередь пишущим журналистом.
Его статьи заставляли задуматься: например, развернутый репортаж из очереди в винный магазин во времена «сухого закона» и суровой борьбы с алкоголизмом. Впечатляли уже сами по себе живо описанные картины того, как народ загнан в узкий туннель с металлической оградой, турникетами и милицейским кордоном, как живет очередь, как некоторые люди теряют человеческое достоинство. Автор показывал всю абсурдность командно-административных методов борьбы с «зеленым змием». И сожалел, что страдают, ломая ребра о турникеты и ограду, обычные томичи, совсем не пьяницы и алкоголики – но поставленные в такую ситуацию жизнью и властью. И Женьке было искренне жаль этих людей, и он, как журналист, боролся своим пером против такого унижения.
Людей Женька любил. Вообще, многие его статьи были словно пронизаны теплотой, и это тоже было продолжением его человеческих качеств. Женька был удивительно добрый человек. Помимо сопереживания и мудрых, дельных советов, он всегда был готов помочь и материально, деньгами. Некоторые должники так и не возвращали долги (порой и крупные суммы), а ему было неловко напомнить об этом. Интеллигенция, что тут скажешь… А он и был настоящий русский интеллигент в самом лучшем и теперь уже, увы, раритетном понимании этого слова. И когда надо было отстоять честь родной газеты и справедливость, естественно, то Евгений Фролов блестяще выступал на судебных заседаниях по защите чести и достоинства (модное поветрие тех лет – иски к газете на кругленькие суммы) и выигрывал все дела!
А еще, при всей своей эрудиции и остроте ума, Женька всю жизнь оставался удивительно доверчивым человеком, в его душе жил большой ребенок. И поэтому он был идеальным объектом для первоапрельских розыгрышей и прочих шуток. Я помню, как Фролов долго, в ущерб вкусному обеду, диктовал по телефону отчет о лыжных соревнованиях для якобы корреспондента «Советского спорта» или, добросовестно прихватив с собой шахматную доску, ехал в нашу редакцию «Молодого ленинца», чтобы принять участие в сеансе одновременной игры с гроссмейстером из Грузии. И клюнувший на розыгрыш Женька сначала эмоционально выплескивал на шутников свое возмущение, но потом смеялся вместе с нами, обиды не таил и… снова попадался на удочку.
У самого Женьки, кстати, была целая куча историй из собственной жизни - а рассказчик он был великолепный, артистичный. Например, как он играл, реализовав свою мечту, на одной сцене со знаменитыми вахтанговцами и самим Михаилом Ульяновым (театр тогда гастролировал в Томске и набирал массовку из местных любителей сцены), а главное – что он услышал от великого актера, когда допустил оплошность во время спектакля. Но это уже отдельный том, да и самого исполнителя историй давно нет.
На сороковом году жизни Женька решил круто поменять свой жизненный маршрут: он шагнул в неизвестность - дал согласие возглавить с нуля одну абсолютно новую газету, да еще толком не зная людей, предложивших ему новое дело. Для человека, все же любящего основательность и стабильность, это выглядело авантюрой, буквально шагом в пропасть. Очень сложно было и уходить из газеты, где он заработал и имя, и авторитет. Однако Женька шагнул и, к восхищению и уважению друзей-журналистов, сумел преодолеть все. Свой огромный опыт, приобретенный за 18 лет в газете «Красное знамя», он стремился реализовать в новом деле, сумел за короткий срок сделать интересную городскую газету. И если прежде у него были какие-то ограничения тем в рамках отдела или направления, то на новом редакторском посту (не забывая про прямые обязанности руководителя) он много и в удовольствие писал буквально обо всем. А круг интересов у него был чрезвычайно широк и откликался он на многие темы – от его любимейшего футбола (Женькина известность среди болельщиков тогда не уступала популярности игроков и тренеров «Томи») до потонувшей и умиравшей на глазах у всей страны подводной лодки «Курск», от большой политики до сугубо томских бытовых проблем.
Как журналист, он, конечно, выиграл в плане творчества, но сердце… Оно уже не выдерживало такого ритма, ведь «пахал» трудоголик Женька буквально за пятерых. Оказалось, он уже начал пить таблетки без особого разбора. Сильными ударами стали смерть матери и трагическая гибель, пожалуй, главного друга студенческих лет, журналиста «Новой газеты» Игоря Домникова. Не мог Женька и не помнить того, что мужчины из его семьи (отец, старший брат) умирали, едва перейдя порог сорока лет. А когда ему внезапно пришлось уйти из созданной им газеты, можно сказать, его детища, даже – ребенка, не материализованного в обычной жизни… Вот тут его сердце совсем не выдержало… И мы, не веря в реальность, хоронили его в лютый мороз.
Я не знаю, как сложилась бы его дальнейшая жизнь, будь со здоровьем по-иному. Возможно, он создал бы новую газету, возможно, вернулся бы в «Красное знамя». Или реализовал свою давнюю мечту и стал кинорежиссером (Женька писал сценарии и даже подспудно готовился к поступлению на Высшие режиссерские курсы). Одно знаю точно: без него самого, без его газетных публикаций в мире стало меньше добра. В том числе и на страницах томской прессы.
Но все-таки это не некролог, а воспоминания о друге и журналисте. Поэтому, вспомнив Женькину улыбку, его глаза (а в отчаяние он не впадал даже в самую трудную минуту), хочу завершить их на оптимистической ноте. Газета «Красное знамя» живет и здравствует, перешагнула уже 100-летний барьер. У нее немало журналистских удач, и, как пелось в те времена, «будут новые победы, встанут новые бойцы». Ну, а Женька, вернее, Евгений Милославович Фролов, останется с нами в своих статьях и очерках. Как общественное достояние.
Сергей СИМОНОВ.