В целом по стране производство угля за первые восемь месяцев текущего года, по данным Центрального диспетчерского управления ТЭК, выросло на 6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Добыто 250,701 млн. тонн угля, при этом экспорт составил 108,227 млн. тонн, что на 8% больше января-августа 2015 года.

Увеличение добычи коксующего угля происходит на фоне роста цен. Так, за период с 13 августа до 12 сентября прирост стоимости превысил 50%, достигнув 185 долл./тонну на условиях «FOB Австралия». Таким образом, с начала года антрацит вырос в цене более чем вдвое — на 126%. Если же сравнить динамики фьючерсов коксующего угля, золота и серебра за последние четыре года, то уголь оказался самым маржинальным сырьевым товаром.
Само собой, сформировавшая благоприятная конъюнктура оказалась для российского бизнеса живительным бальзамом, хотя еще в 2014 году угольщики кричали «все пропало». Текущие цены, видимо, завораживают бизнесменов.
Спрос на уголь, прежде всего, коксующий, растет. Нарушителем спокойствия, вызвавшего небывалый ажиотаж, стал Китай. Вопреки сложившему стереотипу, что Поднебесная неразборчива в экологических вопросах, Пекин начал компанию по снижению выбросов. Вначале сентября стало известно, что КНР в этом году снизила добычу угля на 150 млн. тонн.
Что касается внутреннего спроса в России, то наметился тренд на сокращения потребления энергетического угля. Связано это в первую очередь с вводом новых мощностей угольных ТЭС. Так, в 2015 году заработали угольные энергоблоки мощностью 225 МВт на Черепетской ГРЭС, на Березовской ГРЭС мощностью 800 МВт, ПГУ Серовской ГРЭС мощностью 420 МВт — всего 1,6 ГВт, одновременно выведено высокозатратных 1,2 ГВт. Хоть генерация подросла, но угля требуется меньше.
При всем этом просматривается негатив, вызванный использованием технологий, которые буквально завтра станут устаревшими. В стране, увы, не выпускается оборудование, работающее на суперсверхкритических параметрах пара, нет у нас и внутрицикловой газификации угля. Однако при следующей модернизации это отставание будет преодолено, значит, угля понадобится значительно меньше.
Вообще, нынешняя угольная генерация с экологической точки зрения «не есть хорошо». И хотя с позиций «примитивного» капитализма эта стратегия оптимальна, она не нацеливает на глубокую переработку угля. Между тем из антрацита можно получать до 130 видов химпродуктов, ныне закупаемых за рубежом. Речь идет о материалах с добавленной стоимостью в сотни, а то и в тысячи раз превышающих цену на уголь.
Но строить предприятия по глубокой переработке угля в России не станут, хотя бы потому, что наш «бизнес» научился жить в условиях низких цен, заставляя рабочих затягивать ремни потуже. Этому способствует вялая политическая воля региональных властей, и, главное, позиция «временщиков» — нынешних российских капиталистов. В конце концов, пережили 2008—2009 и 2014—2015 годы, не пропадут и потом, говорят они.
Между тем эксперты, в том числе российские, отмечают, что $185 за тонну коксующегося угля — явный перебор, вызванный забастовкой в Индии. Скорее всего, в конце года мы увидим $110—140. Более того, выпавшие китайские объемы производства угля вряд ли окажутся «долгоиграющей пластинкой». Значит, не за горами новый ценовой спад, причем еще более опасный.
Прогнозируя потенциальное падение мировых цен на уголь в среднесрочной перспективе, Институт проблем естественных монополий считает, что «основными механизмами развития (российского — ред.) рынка угля должны стать глубокая переработка угля и углехимия».
Но вот с этим у нас проблемы.